Прелюдия к счастью - Ловелл Марша

Жизненные наблюдения подсказывали ей, что Росс будет таким всегда, что годы нисколько не скажутся на его фигуре, что он навсегда останется воплощением мужественности и надежности, уверенности и силы.

А каким станет с годами Мелвин?

В свои двадцать семь лет он так и не избавился от подростковой капризности, часто и по малейшему поводу проявлял черты избалованности и слабости духа. В среднем возрасте такие люди нередко опускаются, перестают следить за собой, делаются рыхлыми и ленивыми.

Думая об этом, Эшли поймала себя на том, что совсем не чувствует себя виноватой перед бывшим женихом за столь нелестные о нем мысли.

— У тебя такое серьезное лицо, — заметил, допивая сок, Росс. — О чем думаешь?

— О Мелвине.

На его лицо словно набежала тень.

— Черт бы побрал этого парня! — со злостью бросил он и уже спокойнее добавил:

— Правильно говорят, что любовь это тот самый дьявол…

Любовь. Но любила ли она Мелвина?

Ответ пришел сам собой, подсказанный не разумом, но сердцем.

Нет. Все произошло так быстро, как будто некий волшебник взмахнул магической палочкой и чары рассеялись, а вместе с ними рассеялась и ее любовь. Иначе она никогда не от далась бы другому.

— Надеюсь, забыв на время о своих чувствах к Мелвину, ты все же согласишься с тем, что поступила правильно, поехав со мной.

Эшли хотела сказать, что не питает больше к Мелвину никаких чувств, но Росс продолжал:

— Ни ты, ни я, никто из нас не заинтересован в новых эмоциональных встрясках, а значит, мы имеем отличную возможность наслаждаться обществом друг друга, не опасаясь претензий и притязаний другой стороны на нечто большее. Ты ничем не обязана мне, а я не стану просить у тебя больше того, что ты можешь и готова дать. Согласна?

Согласна ли она? Как можно не соглашаться со здравым смыслом. Другое дело, что от здравых рассуждений Росса веяло таким холодом безразличия, что Эшли даже поежилась.

Не услышав ответа, Росс пристально посмотрел на нее.

— Ты ведь не сожалеешь о том, что было ночью?

— Нет, — без колебаний ответила она, глядя ему в глаза. — Мне не о чем сожалеть.

Он с заметным облегчением кивнул.

— И о том, что поехала со мной?

— Нет.

— Вот и отлично.

Эшли подумала, что за двое суток знакомства с Россом продвинулась в своих отношениях с ним гораздо дальше, чем за два года с Мелвином. Сейчас ей казалось, что она знает Росса много-много лет, что он уже давно стал неотъемлемой частью ее жизни.

Она тут же одернула себя. Нельзя так думать. Нельзя привыкать. Рано или поздно их путешествие подойдет к концу, и каждый пойдет дальше своим путем. Росс стал ее первым любовником и, возможно, так и останется единственным, но ей не следует привязываться к нему.

Чем крепче узы, тем болезненнее разрыв.

Росс прав, их встреча должна стать праздником для обоих, приятное воспоминание о котором поможет скрасить бесконечную череду серых будней. Судьба сделала ей подарок, отказываться от которого было бы глупо. Но еще большей глупостью было бы пытаться остановить время, сохранить случайный дар навсегда.

Пусть все будет, как будет.

Они уже выходили из номера, когда в гостиной зазвонил телефон. Росс, чертыхнувшись, снял трубку.

— Макдермот. Да… Да… Отлично… Еще лучше… Как договорились… Да. До встречи.

— Что случилось? — спросила Эшли.

— Дзанетти.

— Он отказывается?

Росс задумчиво потер подбородок.

— Наоборот. Уж и не знаю, что заставило его передумать. В общем, предлагает встретиться через два дня.

— Отлично!

— Дзанетти не тот человек, который легко меняет свое мнение. Мне это не нравится. — Он взглянул на часы. — Ладно, посмотрим, что там у него на уме. Нам пора, а то опоздаем на поезд.

— Я готова.

Почему Дзанетти передумал? Мысль об этом не давала Россу покою. Снова и снова перебирая в уме детали их разговора, он не находил ни одной причины, которая могла бы повлиять на решение итальянца.

Разве что…

Росс посмотрел на дремлющую рядом Эшли и постарался вспомнить все, чти знал о Марио Дзанетти.

Свой первый миллион Марио заработал еще совсем молодым человеком. Впоследствии он неоднократно менял сферу применения своих способностей, но при этом постоянно оставался в тени, никогда не привлекал пристального внимания прессы, не ссорился ни с Ватиканом, ни с коммунистами, ни с правыми и каждые три года удваивал свое состояние.