Если ты меня любишь - Доронина Анастасия

* * *

В другой ситуации Женька, возможно, и в самом деле послушалась бы матери. Тем более что в глубине души она нуждалась в том, чтобы кто-то подсказал ей — наконец-то! — выход из ситуации, которая так ее тяготила.

Однако недовольство родителей приняло форму откровенных репрессий! Этого Женька никак не ожидала!

В своей комнате ее, конечно, под замком держать не стали — у девушки просто забрали ключи от квартиры, и входная дверь оставалась всегда запертой на четыре полных оборота. С родителями Женька гордо не разговаривала, но, заглядывая время от времени в комнату дочери, Елена Вадимовна с удовлетворением смотрела на склонившуюся над учебниками русую голову с косичками.

«Господи, господи. Неужели образумилась. Дай Бог, дай Бог», — шептала она, делая приготовления к обеду. Но Женька в очередной раз проходила мимо нее с каменно-непроницаемым лицом, и у Елены снова падало сердце.

«Она меня ненавидит, вот в чем все дело! — думала, в свою очередь, Женька, глядя в учебник и не видя того, что там было написано. — Да! Ненавидит! Потому что я моложе и… и красивее! — последнее соображение вряд ли соответствовало действительности, но Женька мотнула головой, прогоняя уколы совести. — И вообще — она не имеет никакого права мной командовать! Да!!! Потому что она мне не мать!!!»

Краска стыда залила ей лоб, щеки, уши — но Женька только еще упрямее наклонила голову над книгой и сказала уже вслух, сама себе:

— Да, да, да! Она мне не мать и не имеет никакого права!!!

С этого дня Елена Вадимовна перестала быть для Женьки матерью. Даже мысленно девушка стала называть Елену только так — «Она»… Или — «Эта».

Каждое ее слово, каждый поступок Женька стала толковать для себя только в одном смысле — мачеха ее ненавидит. Ненавидит. Ненавидит.

И в конце концов юношеский максимализм взял верх — девушка и сама поверила в то, что все эти годы напрасно называла Елену Вадимовну мамой…

* * *

По-прежнему сохраняя на лице каменное выражение, Женька тем не менее продолжала взвинчивать себя днем и ночью. В ней крепла ненависть к Елене, — ненависть, которая усиливалась еще и глубоко-глубоко запрятанным в душе чувством сознания собственной неправоты.

За месяц затворничества она только один раз разжала губы:

— Мне надо поехать в институт. Подать документы, — сказала она как-то за ужином, с вызовом глядя на родителей.

Папа промолчал, а ЭТА спокойно сказала:

— Поедем вместе.

На следующей день, сложив к Женьке в сумку ее паспорт и школьный аттестат, они направились к автобусной остановке. Высоко задрав голову, девушка вышагивала с независимым видом и старалась держаться от НЕЕ на значительном расстоянии: не хватало еще дать понять всяким там дворовым кумушкам, что кто-то там ее пасет!

И потом, у Женьки был план.

Когда разбухший в часы пик автобус с медлительностью переевшего зверя поравнялся с остановкой, Женька шагнула к дверям вместе с толпой. Боковым зрением заметила, что ЭТА стоит от нее на значительном расстоянии, отделенная потными тетками с кошелками довоенного образца. Сердце екнуло в предвкушении скорой свободы — Женька ввинтилась в толпу, усиленно работая локтями, одной из первых запрыгнула в салон, и безо всякой паузы стала пробиваться к противоположному выходу. Вслед ей неслись смачные ругательства — Женька их не слышала. Она хотела знать только одно: зашла ли в автобус Елена Вадимовна?

Остановилась. Оглянулась. Увидела — зашла!

С ловкостью молодой обезьяны, толкаясь, перешагивая, а то и перепрыгивая через чьи-то ноги, руки, сумки, головы, Женька бросилась к двери. «Не догонит, не догонит!!!» — радостно стучало у нее в висках. Пассажиры спаивались за ней такой монолитной стеной, что у Елены действительно не было никакой возможности даже схватить Женьку за руку.

— Женя! Куда ты? — ударил в спину удивленный и горестный голос.

— К чертовой бабушке, — злорадно крикнула Женька, выскакивая сквозь вот-вот готовые сомкнуться двери.

— Женя!

Автобус тронулся, оставив растрепанную и розовую от своей победы над НЕЙ Женьку на заплеванном асфальте опустевшей автобусной остановки.

— Женя!

Автобус уехал.

«Главное — это свобода», — подумала Женька, закидывая на плечо сумку-рюкзачок и стараясь изгнать из памяти голос, который все еще продолжал звучать у нее в ушах.

Перебросила за спину обе косички, победно оглянулась на аплодирующую ей сочную зелень тополей — и пошла куда глаза глядят.