Два шага до рассвета - Неволина Екатерина

— Настоящий наряд для истинной Белоснежки, не правда ли? — спросила Жюли, отложив ручку. — Готова поспорить, что в таком ты не затеряешься среди толпы гостей.

— Мне как раз не хотелось бы привлекать к себе внимание, — ответила я, все еще разглядывая рисунок. — Хотя, как я понимаю, я все равно буду его привлекать, как ни старайся. Поэтому почему бы не надеть то, что мне действительно подходит?

Я подняла взгляд и встретилась глазами с Жюли. Она смотрела на меня настороженно, как будто даже с опаской.

— Не хотела бы быть в числе твоих врагов. Думаю, кое‑кто недооценивает тебя совершенно напрасно.

«Лиз?» — хотела спросить я, но промолчала.

Вскоре Жюли и портниха удалились, оставив меня в одиночестве. Неужели я действительно белая ворона и, куда ни попаду, выделяюсь из любой стаи. Или я просто‑напросто пока еще не нашла свое место?…

Дом, где жили родичи Артура, был очень стар и полон самых невероятных сюрпризов. Он казался мне творением безумного архитектора. Хоть как‑то разобраться в путанице лестниц и коридоров являлось весьма непростой задачей, и, хотя мою свободу не ограничивали, я старалась не углубляться в хитросплетения его ходов — во‑первых, из опасения заблудиться и сгинуть в каком‑нибудь мрачном подземелье начала XVII столетия, а во‑вторых, боясь нарушить чей‑нибудь статус‑кво. Хотя вампиры относились ко мне доброжелательно, кто знает, как бы они отреагировали, если бы я по ошибке забрела в их личные владения?! Встреча с Владленом, жаждущим выпить мою кровь, была еще слишком свежа в памяти.

Прошло еще два дня. За это время я обжилась в новой комнате и все‑таки узнала кое‑что о Доме и его обитателях. Насколько я могла судить, Отец Артура — старейшина вампиров — являлся главой всего рода и был самым древним из них. Других вампиров он называл детьми, а те именовали друг друга братьями. Я с любопытством расспрашивала Артура об обществе, в котором живут вампиры. Оказывается, таких Домов, как у его Отца, по всему миру несколько. Они разбросаны по крупным городам, где легче жить, не привлекая ненужного внимания. Над всеми этими Домами стоял Патриарх — самый старый и могущественный из всех вампиров. Старейшины являлись его детьми и наместниками. В отличие от своих диких собратьев, вампиры, принадлежащие к официальным Домам, уже многие сотни лет жили рядом с людьми, не причиняя им вреда. Они не охотились на людей, используя донорскую кровь, и даже сотрудничали со смертными. Разумеется, вампиры не раскрывали свое инкогнито и чаще всего действовали через подставных лиц. Например, Артур официально числился сыном преуспевающего бизнесмена, тесно сотрудничавшего с Московским Домом. В общем, у вампиров были свои связи в мире бизнеса и политики, что позволяло им вести весьма комфортное существование. Даже здесь, в доме на Арбате, жили не только вампиры, но и люди. Все они были беззаветно преданы Дому и большей частью выполняли всякую техническую работу или состояли в дневной охране.

Я с удивлением присматривалась к новому миру, пытаясь понять, какое место в нем отводится мне. Вскоре все прояснилось.

На исходе третьего дня моего пребывания в Доме меня посетил личный секретарь старейшины — высокий человек с мрачным лицом, изборожденным глубокими морщинами. Он говорил со мной от имени Отца, обещая защиту и покровительство. От Артура я уже знала, что в моих жилах течет древняя кровь, дающая мне необычайные способности. Поэтому дикие и охотились за мной, стремясь использовать меня в своих целях. Секретарь рассказал о жестокости и бесчинствах, учиняемых ими. В былые времена порой целые городки оказывались истреблены ордами диких вампиров, пьянеющих от одного вида крови. «Наша великая миссия — защищать людей и не допускать кровавого произвола диких», — сказал секретарь, и тогда я вдруг набралась храбрости и спросила, могу ли я быть полезной Дому. «Да, дитя», — ответил он, и я почувствовала, как будто меня касается рука самого Отца — так легко и спокойно мне стало. «Как же? Я очень хотела бы помогать вам, но разве у меня есть для этого возможность? Что могу я, обычный человек?» — удивилась я. «Не сейчас, позже, когда ты обретешь свою силу и научишься ею управлять», — заверил секретарь и ушел, оставив меня донельзя взволнованной этими словами. Мне было лестно, что вампиры — такие совершенные и сильные, возможно, и вправду нуждаются в моей помощи.

Шли дни. Почти все время я проводила с Артуром. Он учил меня драться и стрелять из пистолета, а по вечерам мы долго сидели в моей комнате. Я читала ему стихи своих любимых поэтов — Вертинского, Гумилева, Блока, и мы много разговаривали обо всем на свете. Жизнь вампиров постепенно раскрывалась передо мной. Во многом ей можно было позавидовать: их окружала роскошь, и каждый из них имел возможность создать свой маленький мирок специально под себя, взяв самое лучшее из своей эпохи, наслаждаться словно бы застывшим временем. Только вот доставляло ли им это удовольствие?… Артур уже говорил мне, что со временем эмоции у вампиров притупляются и умирают, мне кажется, они сами ощущали эту внутреннюю пустоту, поэтому с такой страстью цеплялись за всякие внешние атрибуты, пытались скрыть отсутствие содержания формой. Меня радовало, что Артур еще не цеплялся за это. В его комнате почти не было вещей.

— Я — особый случай. Мне нечего вспоминать и не к чему привязываться, — повторял он, — разве что кроме тебя.

И мы часами болтали о всяких пустяках. Я говорила о своем детстве, долго, словно слепому, рассказывала о солнце, о тысяче вкусов и ощущений.

— Расскажи мне о лимоне, — бывало, просил он.

И я принималась описывать подробно, представляя, что дольку этого самого лимона только что положили мне в рот: о сочности, свежести и легком покалывании на кончике языка.

— Я вспомнил! Это кисло! — радовался Артур, когда наконец ловил мои ощущения.

Кстати, со временем связь между нами крепла, и мы вскоре поняли, что можем общаться не только с помощью слов, но и с помощью образов. И я особенно радовалась, когда мне удавалось передать ему вкусовые ощущения, заставить почувствовать то же, что чувствовала сама.

С родителями мы перезванивались каждый вечер. Хотя большого удовольствия мне эти разговоры не доставляли: я не могла сказать им всю правду, да они бы мне и не поверили, так что приходилось врать и отмалчиваться. Впрочем, они и не проявляли настойчивости. Наверное, это следствие гипноза, но они совершенно не беспокоились обо мне и на слова «у меня все хорошо» обычно отвечали что‑то вроде: «вот и здорово, хорошо учись и побольше гуляй — свежий воздух очень полезен для растущего организма». После первого такого разговора я проревела, наверное, полчаса, но потом привыкла. Иногда меня саму пугает то, как быстро я приспосабливаюсь ко всему, как легко принимаю чужие правила игры и следую за обстоятельствами, как следует за иголкой нитка.