Черный Принц - Демина Карина

- Да сразу после свадьбы дочери, - отец нахмурился и потер подбородок. - Мутное дело. Не лез бы ты, Кейрен.

Поздно. Он уже увяз в этом мутном деле.

- Несчастный случай?

- Гаррад!

Отец лишь отмахнулся.

- Сколь знаю, сердце стало. Старик был немолод. Ничего удивительного.

…кроме некоторой подозрительной своевременности данной смерти.

И отец кивает, подтверждая догадку.

- Состояние перешло к Шеффолку…

Экипаж остановился, и матушка с излишней поспешностью вышла. Она рукой придерживала подол рваного платья, все еще умудряясь стоять на двух ногах.

- Поосторожней там, Кейрен… - Гаррад выбрался следом. - Хвост не подпали.

Леди Сольвейг перекинулась на пороге дома, сменив обличье с потрясающей скоростью. И раздраженный голос ее подхлестнул лошадей, которые взяли с места в галоп. Экипаж тряхнуло, хлопнули дверцы, и Кейрену пришлось вцепиться в поручень, чтобы усидеть.

- За воротами остановишь, - крикнул он кучеру, который пытался осадить упряжку. - Дальше сам.

…а матушка к утру отойдет. Потом сляжет с надуманной мигренью, заставив доктора Эйса метаться между клиникой и особняком. Впрочем, он привычен. Явится к утру, выставит в шеренгу склянки с настоями от головной боли, головокружения и дурноты, разложит астрологическую карту, и будет долго, с полным сочувствием выслушивать жалобы.

Хороший он человек, доктор Эйс.

Терпеливый.

Высадили Кейрена на перекрестке.

Ночь. Город. Снег. Темные стекла спящих витрин и газовые фонари. Мороз. И лужи заледенели, покрылись слюдяной коркой, которая, быть может, и не растает в преддверии зимы. Ветер гонит старую газету и поземку выплетает, затирая чьи-то следы.

Тишина.

Гулкая, нарушаемая лишь скрипом снега под ногами. Ботинки в театре слегка обсохли, но тонкая их подошва скользила, да и холод пробирался сквозь нее, поторапливая.

А может не стоило экипаж отправлять?

Да и вовсе, кто из дому гнал? В особняке тепло, ванна горячая наверняка готова… ужин и пирог с пьяной вишней на десерт. Камин. Любимое кресло.

Уют комнаты…

Кейрен ущипнул себя за ухо, прогоняя наваждение.

Пусть его квартира наверняка за день выстыла, но это - именно его квартира… их с Таннис. И когда она вернется, а она вернется непременно, то спросит про дурацкую свою вазу или фарфоровых косоглазых кошек, которые, как утверждала, к счастью.

Не принесли. Не сохранили.

И Кейрен тоже виноват. Следовало решаться раньше…

…часы пробили полночь, и он остановился под столпом фонаря, вытащил брегет - матушкин подарок взамен утраченного - сверяя время. Часы были диво до чего хороши, отполированные до зеркального блеска…

…и в зеркале их скользнула тень.

Замерла, слившись со стеной.

Кейрен поднял голову, глядя на небо. Низкое какое… и звезды яркие, Таннис говорила, что верная примета на мороз. И надевала толстые вязаные носки, совершенно чудовищные, но при том уютные.

…тень покинула укрытие.

Она держалась в отдалении, но явно провожала Кейрена.

…какая утомительная забота.

Кейрен шел не спеша, отрешившись от снега и холода. Останавливался время от времени, разглядывал украшенные рождественскими венками витрины.

Следил за тенью.

А она смелела и подбиралась ближе.

…человек.

Кейрен свернул в переулок. И еще в один, заходя тени за спину. Ветер донес терпкий запах дыма, осенних листьев и крепкий дух тела. Человек, замерев на перекрестье, где единственный фонарь погас, вертел головой.

- И кто тебя послал? - ласково спросил Кейрен, положив руку на плечо соглядатая.

Он позволил когтям прорвать перчатки, и дрянную кожаную куртенку. Провожатый заверещал, рванулся, но поняв, что сбежать не выйдет, замер.

Как есть человек.

И если поначалу Кейрен принял его за подростка, стало очевидно - ошибался.

- Пустите, дяденька! - взвыл преследователь, дергая плечом. И тут же заголосил. - Поможите! Режуть! Убивають! Поможите!

- Заткнисть, - к просьбе Кейрен присовокупил затрещину. - Или в Ньютоме поговорим?

- Дяденька, да пошто меня в Ньютом! Я ж никому дурного не сделамши!

- Прекрати кривляться, - Кейрен сжал руку, заставив человека замолчать. И тот зашипел от боли, круглое морщинистое личико его исказила гримаса ненависти.

Лет двадцать пять, если не больше. Привык притворяться подростком, но глаза взрослые, и морщин многовато, а характерные мешки под глазами и вовсе не скрыть.