Черный Принц - Демина Карина

- Кэ-р-р-ри… - не рычание - воркование на ухо.

Сегодня Брокк не сбежит.

Останется, позволив разглядеть себя вслепую. И пальцы ее замрут на шее, на обветренной жесткой коже, под которой натянулись струны артерий. И бьется-бьется пульс отголоском сердца.

Гладкий подбородок.

Родинки на щеке. На левой. И на правой.

- Что ты делаешь?

- Ничего, - она открывает глаза и в первое мгновенье все плывет. Круговорот разноцветных пятен, в котором Кэри теряется. - Я тебя… изучаю.

Тихий смех.

- Нельзя?

- Можно. И нужно, и…

…и он появляется в ее доме каждый день, приносит каменные цветы и рассказы о драконах. Учит танцевать, порой пересекая границу, впрочем, этой границы давным-давно нет.

Но почему он больше не просит вернуться?

- …и я хотел бы пригласить тебя на прогулку. Правда, моря здесь нет, но быть может, парк подойдет? - он говорит шепотом, словно само это приглашение - величайшая тайна.

Для двоих.

- А на площади поставили елку… она красивая…

- Насколько?

- Почти как ты.

- Я похожа на елку?

- Ты похожа на мою жену, - доверительно сообщает Брокк и целует кончик носа. - Но под елкой сидит Йольхорунен, который дарит подарки. Детям, конечно, но я попрошу и быть может…

Он смеется.

Кэри нравится слушать его смех… и стоять в кольце его рук. И просто смотреть, на него. И на себя. На десятки их, вдвоем, отраженных зеркалами.

- Так ты согласна?

Как ему ответить отказом?

Снег.

И зима давно пробралась в город, развесила темные полотнища туч, заслонив солнце. Но оно рвалось сквозь прорехи, промоины, к двускатным крышам, к темным стеклам и широким подоконникам, на которых грелись голуби.

Город полнился дымами.

Топили печи. И черные клубы вырывались из труб, сплетаясь в единое покрывало.

- Не замерзла? - Брокк держал за руку крепко, точно опасаясь, что Кэри потеряется.

Город жил преддверием грядущих праздников, и человеческое Рождество мешалось с исконными Переломом.

…до ночи духов всего три дня. И в витринах магазинов виднеются, что четырехрогие солнечные кольца, перевитые золотыми лентами, что человеческие кресты.

Ели, украшенные сушеными розами и коричными палочками.

…деревянные, нарочито грубой работы ложки.

И поминальники из необожженной глины. Восковые свечи, которые давно уже не катаются вручную, но по-прежнему расписывают красным и желтым. Линия солнца.

Линия огня.

И белая, тонкая между ними - линия жизни.

Длинные плети ветлы, перевитые простым шнуром. И позолоченные деревянные ангелочки. Венки из дубовых листьев, гирлянды шелковых роз и свечи обыкновенные, восковые. Эти, тонкие, что палочки, украшенные розетками из цветной бумаги, крепили на еловых лапах.

- Хочешь? - Брокк остановил старуху-полукровку, на лотке которой высились елки из сахара и белого, слегка опаленного зефира.

- Хочу.

Шумно.

Суетно. И сумерки никого не пугают, напротив, улица оживает, наполняясь людьми. Кричат коробейники, расхваливая товар, норовя переорать друг друга. И старый шарманщик, несмотря на мороз, вывел свою шарманку. Обезьянка, наряженная в меховое пальто, таскала из шляпы счастливые билетики с предсказаниями, и кланялась, корчила рожи.

Дети.

Няньки. Гувернантки в простых драповых пальто, изрядно обындевевших. Солидные торговки в шубах до земли, идут важно, метут меховыми подолами улицу.

Девушки стайками… компаньонки, матери, тетушки, неспешно прогуливающиеся, при том старательно не замечающие некоторых вольностей, дозволенных этой неделей.

Полисмены.

И военные в мундирах, плащи на одно плечо, точно холод им нипочем.

Елка была сладкой и Кэри, оглянувшись. Вокруг огромного зимнего дерева, украшенного лентами и гирляндами из парчовых роз, носились ряженые в тулупах, вывернутых мехом наружу. Лица их скрывали маски, одна другой уродливей, и сгорбленный старик вовсе с нестариковской прытью гонял их помелом.

- Прочь! Прочь! - голос его взлетал над толпой.

Ряженые же хохотали и кричали:

- Йольхо! Йольхо…

Порой они выскакивали за пределы вытоптанного круга, тянули руки к прохожим, все больше к девушкам, хватали за шубку и норовили втащить на погасший след. А когда получалось - требовали выкупа. И тогда под ноги летели серебряные монеты.