Один день тьмы - Неволина Екатерина

— Вот‑вот, — обрадованно закивала Лиза. — Проходите, барышня ждет. А как зовут вас, господин юнкер?…

Ловчий встряхнул головой и отступил от Полины, с искреннем интересом уставившейся на него. Происходящее не нравилось ему все больше и больше. То, что возникало перед его глазами, казалось ему эпизодами чьей‑то чужой жизни. При чем тут он, Ловчий, не знающий трепета и жалости охотник, тот, кто способен без устали выслеживать жертву, играя с ней, осторожно сжимая круги, доводить ее до безумия.

Зачем все это показывают ему?! Не иначе как происки врага рода человеческого.

Ловчий отвернулся и вышел из грота, читая про себя молитву Спасителю. Вряд ли Спаситель услышит его, но помолиться все‑таки стоило.

После показательной расправы над одноруким вампиром дикие заметно присмирели, однако становилось понятно, что это ненадолго. Запереть в замкнутом пространстве здоровенных ребят, давным‑давно забывших, что такое дисциплина, — значит спровоцировать их на беспорядок и потасовки. Они готовы перегрызться от скуки, только дай любой мало‑мальски подходящий повод. И Королева, разумеется, поняла это.

Так все мы получили разрешение на большую охоту.

Главным по охоте был назначен, разумеется, Ловчий. Королева специально в присутствии всех подтвердила его право распорядиться по своему усмотрению любым из членов подчиненной ему группы. В общем, ему даровали официальное право карать, хотя лично я почему‑то думаю, что при необходимости он бы обошелся и без королевского разрешения.

Охотиться рядом с местом, где находилось наше убежище, было слишком рискованно и глупо, однако то, что, как выяснилось, охота должна состояться в окрестностях Питера, изрядно удивило меня. Зачем же так далеко? Разве у нас своей дичи недостаточно? Смысл этого действа мог быть только один: Королева хотела отвлечь внимание от Москвы и пощекотать нервы Питерскому Дому. Пусть старейшина подумает, будто первый удар дикие готовят именно на Питер. Даже если он не поверит в это, наш демарш все равно принесет плоды: Питерский Дом озаботится собственной безопасностью и не отправит в Москву, на помощь старейшине, свои силы. В общем, идея, по зрелому размышлению, показалась мне весьма и весьма разумной.

Подданные Королевы мало задумывались о цели готовящегося мероприятия. Как я, кажется, уже говорила, все их мозговые клетки пошли для наращивания мускулатуры. Зато распри тут же были позабыты, дикие показались мне детьми, забывающими обо всем и готовыми бежать куда угодно, стоит поманить их новой яркой игрушкой. Они оживленно обсуждали грядущую охоту и по‑дружески крепко хлопали меня по плечу, желая удачи, без раздумья выкинув из памяти то, как гоняли меня по узким коридорам. Я снова стала для них почти что своей.

Виолу я фактически не видела. Она предусмотрительно старалась не показываться мне на глаза, но я чувствовала, что конфликт между нами отнюдь не исчерпан и решающих событий нужно ждать в самое ближайшее время. Вряд ли сейчас, под носом у Королевы. Скорее во время охоты, в Питере. Помня о том, что лучшая защита — это нападение, я сама собиралась преподнести ей хороший сюрприз.

До отправления оставалось еще пара ночей, и Ловчему, вопреки желанию, все‑таки пришлось заняться моим обучением. Личный приказ Королевы обсуждению не подлежал. Как мы все знали, она весьма не любила недовольных, не отличалась сентиментальностью и была скора на расправу.

К моему изумлению, Ловчий оказался неплохим учителем, хотя, очевидно, был еще на меня зол и ограничивал общение самыми необходимыми фразами.

И вот, наконец, настало время трогаться в путь. Добраться до пункта назначения планировалось в товарных и почтовых вагонах. Самая сложная часть плана состояла в том, чтобы проникнуть на вокзал на одной из электричек, которые шли от нашей станции до Москвы.

Для того чтобы не привлекать внимание, нас разделили на небольшие группки.

Первыми должны были идти мы с Ловчим. На его нюх и скорость реакции всегда можно положиться. Остальные разбились на три группы по пять человек и получили весьма четкие и доходчивые инструкции до самой Северной столицы вести себя тише воды ниже травы.

Удостоверившись, что Виола находится в составе одной из следующих за нами групп, я покинула пещеры, которые за прошедшее время успели ужасно надоесть мне.

Всеобщий азарт по поводу большой охоты передался мне, и я ощущала радостное возбуждение и любопытство, а пока развлекалась тем, что дразнила Ловчего, читая ему отрывки из известных мне стихотворений про охоту — от Гумилева до Высоцкого. Стихотворный запас, правда, быстро исчерпался, а моя декламация, увы, не имела оглушительного успеха. Тем более обидно, что читать стихи я умела и любила и моя манера исполнения заслуживала хоть какой‑то минимальной реакции. Ловчий казался истуканом, привезенным с острова Пасхи. Молчаливый и сосредоточенный, он один не выказывал никакой радости по поводу предстоящего. Странно, а я думала, что охота — его стихия.

Мы сели в электричку на небольшой станции, расположенной неподалеку от нас. Каждая группа — в свой вагон. В нашем было совсем не много народа. Несколько бабулек и дедков, тройка парней, аккупировавших скамейки в конце вагона, и, наконец, парочка — светловолосая симпатичная девушка и плечистый парень. Девушка положила голову на плечо своего спутника, а он обнимал ее за талию. Увидев нас с Ловчим, она что‑то прошептала ему на ухо, он ответил, мимоходом поцеловав ее в щечку, и оба весело засмеялись.

Мне не нужно было слышать их слова, чтобы знать, над чем они смеются.

«Ты только посмотри! И откуда они вылезли!»

«Не иначе из‑под земли. Как же мне повезло с тобой, дорогая!»

Кажется, впервые за долгое время я снова задумалась о том, как же я выгляжу. Опустив взгляд, я осмотрела грязные и рваные джинсы и давно уже утратившие свой изначальный цвет кроссовки. Видок действительно просто блеск! Я чувствовала себя одичавшей. Как же я могла дойти до такого состояния! Увидь меня сейчас мама, она бы с ужасом всплеснула руками и немедленно погнала меня в ванну. Стоп. Я опять начинаю теребить еще не зажившие раны. Сейчас она, возможно, просто отвернулась бы от меня или скользнула по мне беглым неузнающим взглядом. Надо привыкнуть к мысли, что больше некому переживать за меня и мой внешний вид. Все это — исключительно мое дело, ничье больше, и только от меня зависит, опущусь ли я до уровня пропахших землей и отбросами диких или останусь прежней. Я исподтишка оглядела своего спутника. Ловчий, очевидно, не заботился об одежде. На нем были все те же рваные джинсы и черная куртка‑косуха. Однако при том он вовсе не выглядел грязным или неаккуратным, грязь отчего‑то словно не прилипала к нему. Хотя его, конечно, не гнали по узким коридорам… Ну ничего, выберусь в город и найду возможность поменять одежду.