Плачь, влюбленный палач! - Володарская Ольга

— Вам тут что стрип-клуб? Или, может, пип-шоу? — гаркнула я еще злее, вскакивая с кровати.

— Пип — что? — разинул рот Сереженька.

— Шоу, — рявкнули Ксюша с Сонькой хором. И тоже поднялись со своих лежанок, но в отличие от меня вооружившись подушками. Уж не через форточку ли их метать собрались?

— А почему пип?

Но растолковать Серому, что за извращение такое «пип-шоу» было некому, потому что секунду спустя наших «кобелей» как ветром сдуло. Ибо за стеклом вместо трех разомлевших от сна и серенад девиц в фривольных комбинашках они увидели компанию фурий с зелеными рожами, белыми губами, к тому же во фланелевых рубищах.

— Мы вас на лыжне подождем! — донесся до нас слабый Зоринский крик.

— Ждите, ждите, — хмыкнула Сонька, опуская подушку. — А чего это они так ломанулись?

— Испугались.

— Подушек?

— Нас, дурочка, — хихикнула я. — Ты в зеркало-то посмотри.

Сонька послушно глянула в поданное мною зеркало и недоуменно протянула.

— А что не так то?

— Да-а, Софья Юрьевна, видно давно вы с мужиком не спали…

— Че это? — обиделась подруга.

— Так привыкла рожу огуречной маской мазать на ночь, что даже не замечаешь, что это не очень эстетично выглядит…

— Не огуречной, а огуречно-хреновой, — машинально поправила Сонька. — Прекрасное средство от старения кожи.

— Да ты что? — заинтересовалась Ксюша. — Я что-то про такую не слышала. Неужто новая разработка? От «Виши», да?

— От Саши.

— Это что за фирма?

— Это не фирма, — залыбилась Сонька. — Это имя моей матушки. Александра Ивановна на огороде хрен да огурцы выращивает, как-то мудрено их настаивает, смешивает с глицерином. Такое «Виши» получается — закачаешься!

— А! — разочаровалась Ксюша, она к народным рецептам красоты относилась брезгливо-недоверчиво. Она недоумевала, как такая хрень, как хрен, может помочь коже, и удивлялась — как надо себя не уважать, чтоб этой хренью намазать свое драгоценное лицо.

Ксюша собралась уже выдать Соньке свое «Фи!», но во время одумалась, она знала, что наша политически активная подружка тут же отбреет ее фразой, типа «Вам-богатым нас-не-понять-да-Леля?» и меня призовет в свидетели, хотя я (если рассматривать нас троих) отношусь скорее к среднему классу.

— А сама-то!? — взвизгнула Сонька, ткнув в меня пальцем. — Бигуди накрутила, как буфетчица-пенсионерка. С Геркулесовым, небось, без них почиваешь!

— Ну… — начала, было, оправдываться я, но было бесцеремонно остановлена окриком, — Да еще меж бровей зачем-то пластыри приляпала. Уж не под Царевну ли Лебедь косишь, у которой во лбу звезда горит?

— Да это первейшее голивудское средство от морщин, дурила! Мажешь кремом, да не хренью огородной, а нормальным патентованным, и пластырь клеишь, чтобы мышцы лица…

Но закончить лекцию по косметологии мне никто не дал.

— А Ксюша! Обмазала губы белой бякой, думает красиво!

— Это бальзам. Французский, между прочим.

— Знаем мы ваши французские крема. И знаем, в каком подвале их делают…

Вот в таком духе мы общались еще минут 10, пока не спохватились и не вспомнили про завтрак.

— Но мы еще продолжим, — уверила нас Сонька, соскребывая с лица запекшуюся зеленую корку.

… В столовую мы прибыли, когда посудомойки уже убирали со столов грязные тарелки. Наскоро перекусив остывшей кашей и заветренной колбасой, мы вылетели на свежий воздух.

— Красота! — восхитилась Сонька. После чего цапнула палки и, забыв нацепить лыжи, рванула в лес. Мы, увешанные снаряжением, потрусили следом.

За воротами мы отдышались, сунули обутые в казенные ботинки ноги в пазы креплений и заскользили… Ну не совсем, конечно заскользили, а так скажем, тронулись. Пробуксовывая, кряхтя, кренясь во все стороны, мы продвигались по лыжне в сторону горки, намереваясь (с дуру!) с нее съехать. Зрелище, надо думать, было еще то. Успокаивало одно — впереди и сбоку карячились точно такие же неумехи.

Особенно колоритно смотрелась «святая троица». Впереди, как броненосец «Потемкин», неслась Галина Ивановна. Даже не она сама, а ее грудь. Монументальная грудь 6 размера, обтянутая мохеровым свитером. За Галиной Ивановной, правда с сильным отставанием, катилась Изольда. Взмыленная, лохматая, красная, как рак, вся в снегу и елочных иголках, она быстро семенила по лыжне, забыв о палках. Они волочились за ней следом, шаркая по насту, постоянно цеплялись за корни, пни, ветки. Изольда падала, с робким смешком поднималась и, забыв отряхнуться, трусила вдогонку за своей старшей подругой. Замыкала сею процессию Ниночка. Эта не торопилась, не суетилась, ехала медленно, аккуратно, не обращая внимания на окрики тех, кто катился за ней. Она постоянно останавливалась, то послушать дятла, то поправить съехавший на бок парик «грива льва», то просто из вредности, чтобы ее все объезжали. Короче, тормозила Ниночка, как мой Арнольд, но при этом умудрялась не отставать от своих более шустрых товарок больше, чем на 5 метров.