Мой ласковый и нежный мент - Мельникова Ирина

– Товарищ подполковник, тут тоже кое-что обнаружили…

В закутке топилась плита. А в большой эмалированной кастрюле варилось мясо.

– Маралятина, – пояснил Барсукову более опытный в подобных делах лесник и прикрикнул на старика: – А ну, вражье семя, покажи, где мясо рубил? Где туша?

– В магазине туша, – весело огрызнулся дед. Он все еще пытался обратить случившееся в шутку. – Двадцать пять рублей кило.

Два лесника вышли на улицу. Отыскать разрубленную тушу под снегом у задней стены избы особого труда не составило. А чуть дальше, заваленная пихтовыми ветками вперемешку со снегом, хранилась другая. Браконьеры, судя по всему, не слишком прятались.

Документы у трактористов пришлось брать силой. Барсуков спросил:

– Где остальные?

Судя по мятым постелям, постояльцев было никак не меньше семи человек. Значит, пятеро на охоте: под их матрацами оружия не оказалось.

Тем временем составили протокол, трактористов усадили в «рафик» и в сопровождении двух милиционеров отправили в Ентаульский, где намечался общий сбор всего отряда «чистильщиков» после проведения операции.

Остальные остались ждать, когда «мичуринцы» вернутся из леса.

Перевалило за полдень. Дедок, растеряв наигранное оживление, замкнулся, то и дело почесывал редкую кудлатую бороденку, охал, засматривался в окно.

– Нет, так дело не пойдет! – сказал наконец Барсуков. – Надо их встретить. А ну, старый, говори: сколько их на самом деле? Знаешь, кто такие?

Дед вздохнул и перекрестился:

– Как на духу, товарищ начальник! – Он отрешенно махнул рукой, видно, решился купить себе хоть какое-то снисхождение. – Пятеро пошли, все с ружьишками. А кто такие, вот как перед богом, не можу сказать. Пришли, переночевали и ушли в лес. «Дед, подай! Дед, свари!» Всю ночь пили, а утром на машины свои взгромоздились и слиняли. – Он перешел на шепот. – Кажись, они двух сохатых в тайге у перевала обложили. Там снега в этом годе боле двух метров навалило. Не уйти зверю, ох не уйти…

– Покажи точнее, куда они поехали! – потребовал Денис и развернул перед дедом карту.

– А вот сюда, к этой горке! Правее дороги! – Дед быстро ткнул пальцем в карту.

Барсуков поднялся и приказал четверым лесникам и трем оставшимся милиционерам следовать за ним. Они подхватили оружие и вышли наружу. Двое из охраны заповедника остались с дедом. Кто знает, не появятся ли новые любители зимней охоты. По всему было видно, что здесь у них давно обжитая и испытанная база.

Дедок вышел следом. Он топтался рядом с избой, почесывал бородку и бросал скорбные взгляды то на нежданных гостей, то влево, на пологую горушку с вырубленным лесом.

Барсуков перехватил его взгляд раз, другой и внезапно спросил:

– А может, все-таки скажешь, куда твои дружки-приятели направились?

– Какие дружки-приятели? – попытался удивиться дед, но подполковник, похоже, перестал реагировать на его потуги затянуть время и обвести милицию вокруг пальца, смотрел строго и неприветливо. И старый хитрец с притворным смирением развел руками. – А кто ж их знает? Чи вправо, чи влево – не углядел!

Быстро разобрали лыжи, но поначалу пошли пешком. Снег в тайге, избитый гусеницами тракторов, слежался, пожелтел и был сильно замусорен щепой, кусками коры, сучьями, опавшей хвоей. Повсюду виднелись свежие пихтовые и кедровые пни. По мере подъема в гору следов пребывания людей в лесу уменьшалось, а у самой вершины перевальчика они исчезли совсем. Только старая и новая лыжни уходили вниз, где за ручьем начинался заповедник. И Барсуков понял, что не обманулся в своих подозрениях. Дедку не удалось их запутать и сбить со следа.

– Вчетвером топали, – сказал один из лесников, внимательно обследовав лыжню, – на обычных лыжах, а один на «Буране» лыжню им торил. Наст тут толстый, хорошо держит, но кое-где проломился, выходит, «Буран» с грузом шел. – И, потрогав рукой кромку лыжни, уточнил: – А след свежий совсем, еще морозом не прихватило…

Ручей преодолели уже на лыжах. Вокруг стоял темный, неприветливый лес. Ветер печально посвистывал между деревьев, обивал шишки на пихтах. Стало холодней, все подняли воротники и надели рукавицы.

Когда поднялись на противоположный склон, поросший после давнего пожара березняком, сверху вдруг накинуло дымком далекого кострища.

– Теперь тихо! – приказал Барсуков. Разговоры моментально прекратились. Лесники передвинули карабины на грудь.

Лыжня перед ними разошлась веером. Но теперь ориентиром для них служил легкий дымок, застрявший между темных и светлых стволов редколесья. Подъем вновь сделался круче, но вдруг, словно надломившись, нырнул вниз, и началась плоская ступенька горы, густо заросшая пихтой. Тайга широким полукольцом охватила нижнюю часть высокого горного массива.

И тут из этого леса прямо на них выкатилась фигура человека. Бойко и весело отталкиваясь палками, «мичуринец» шел по старой лыжне. За его спиной возвышался вместительный рюкзак. Карабин болтался у него на груди. Уверенный в безопасности, разгоряченный удачной охотой, браконьер не смотрел ни вперед, ни по сторонам. И даже тогда, когда лыжню перегородили несколько человек, а дуло карабина почти уткнулось ему в грудь, он еще несколько секунд продолжал улыбаться, пока полностью не осознал случившееся.

А в следующее мгновение, сообразив, что к чему, упал вдруг на спину на грязный и мокрый от крови рюкзак с мясом, перехватил карабин, и не успели милиционеры навалиться на него и вырвать оружие, как прогремел выстрел, нацеленный не в людей – в небо. В ту же секунду «мичуринец» заработал такой удар прикладом, что только замычал от боли и выматерился сквозь зубы.

– Коростылев, отведешь этого мерзавца до зимовки, – приказал Барсуков одному из милиционеров. И вновь вся группа встала на лыжи. Нужно было спешить. Ведь те, что остались в тайге, слышали выстрел и, конечно, уже ударились в бега, и хорошо бы, если через перевал. К чему преследователи в принципе и стремились, пытаясь направить бегунцов в руки бравых парней из ОМОНа.

– Кого подстрелили? – спросил задержанного подполковник, проверяя крепления лыж и одновременно наблюдая за тем, как старший сержант Коростылев застегивает наручники на запястьях браконьера.

– Я не знаю, я только отношу… – затянул плаксиво пленник, утративший былые пыл и азарт. Вероятно, до него уже дошел весь трагизм его положения, и он понял, что его ждут теперь менее веселые приключения.

– Сколько твоих приятелей там, у костра?

– Не зна-аю, – скучнее прежнего завел он и вдруг, поперхнувшись, с очевидным злорадством посмотрел на Барсукова, который приготовился вести переговоры по рации.