Всегда говори «всегда» - Устинова Татьяна Витальевна

У Ольги от всей этой мути про Кольку, губернаторов, розыск разболелась голова. Ну да, ее бывший муж – негодяй и идиот. Ничего нового.

– Стас, денег я тебе не дам, и иди ты к черту, – сказала Ольга устало. Совсем у нее сил никаких не осталось.

– Ты не поняла, что ли? – Стас заволновался. – Я ведь правда… Я не шучу… Я все расскажу, что ты… Оль! Мне правда деньги нужны. Неохота на нары-то… Ты-то привычная, а я, стало быть…

Значит, деньги нужны все-таки от ментов отмазаться. Ольга решительно толкнула его в грудь. От неожиданности Стас попятился, и она проворно захлопнула дверь.

Стас еще некоторое время орал под дверью, грозил, что он ее, суку, еще уделает… Ольга не стала слушать, пошла в душ. Когда она вышла из ванной, бывшего мужа под дверью не было.

В субботу Нина Евгеньевна, их расчудесная няня, попросилась у Ольги уйти пораньше. Оказывается, у Нины Евгеньевны есть бабушка, и у этой бабушки в пятницу юбилей – девяносто лет.

Ольга няню, разумеется, отпустила, пообещала приехать с работы пораньше. Благо дела позволяли.

Дети, услыхав про бабушку и про день рождения, тут же принялись кричать, что у них тоже есть бабушка Света, а еще – собака Буран, а на день рождения надо печь плюшки.

– Давай напечем, сами покушаем, а ты потом бабушке своей отнесешь и скажешь, что это я пекла, давай, да? – Машка скакала вокруг няни и хлопала в ладоши. Она обожала дни рождения, а еще больше – плюшки. – Давай изюм перебирать? Ну давай! Давай!

– Ну, конечно! Сейчас будем перебирать, – согласилась Нина Евгеньевна.

– А чай пить?

– Переберем изюм, поставим плюшки – и тогда чай.

– Пока дождешься, с голоду помрешь, – заворчал Мишка.

Но с голоду они, разумеется, не померли.

Плюшки уже подрумянились в духовке, когда в дверь зазвонили.

– Ну вот, мама приехала, – обрадовалась Нина Евгеньевна. – С ней как раз и чай попьете!

Она глянула на плюшки, побежала открывать дверь. Машка кинулась за ней, размахивая руками и крича: «Мама, мама! Я сама спекла плюшечку с глазками!»

За дверью стояли двое незнакомых мужчин. Один высокий, в длиннополом пальто и при галстуке, другой – коренастый, с наушником в ухе. Наверное, охранник.

Пока Нина Евгеньевна смотрела на мужиков, Машка выскочила вперед и заорала:

– Вы к нам, да?! К нам?! У нас плюшки есть! Я сама спекла плюшечку с глазками!

Незнакомые мужчины слегка растерялись, но все же высокий очень вежливо спросил:

– Я могу увидеть Ольгу Михайловну?

– Она на работе.

Нина Евгеньевна взяла Машку за руку, крикнула в прихожую:

– Миша, возьми, пожалуйста, сестру!

– На работе? – высокий удивился. – Так сегодня суббота…

Машка снова выскочила у Нины Евгеньевны из-за спины и сообщила:

– А у нас мама всегда на работе!

Нина Евгеньевна опять отправила ее в квартиру. Встала в дверях, чтобы Машка снова не выскочила.

– Вы не могли бы представиться?

Мужчина кивнул:

– Простите. Меня зовут Сергей Леонидович Барышев. Мы вместе работаем.

Нина Евгеньевна еще раз смерила его взглядом и, сочтя, по всей видимости, что он внушает доверие, сменила гнев на милость:

– Ольга Михайловна с минуты на минуту должна приехать. Если хотите – можете зайти, подождать ее.

Барышев секунду подумал, потом кивнул, отправил охранника в машину, вошел, под пристальным взглядом Нины Евгеньевны снял туфли… Хорошенькая румяная девочка, которая радовалась, что испекла плюшечку с глазками, вытащила из шкафа тапки:

– Обувайтесь, а то простудите ноги и заболеете!

В тапках и в костюме за пять тысяч долларов Сергей окончательно почувствовал себя дураком. Он даже думал сбежать, отговорившись делами, но девочка решительно взяла его за руку и потащила в комнату, где няня уже выставляла на стол блюдо с плюшками. Одна действительно была с глазками, сделанными из двух больших изюмин.

Вошел высокий темноволосый мальчик, немного похожий на Ольгу.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте.

– Меня можно называть на «ты», – разрешил мальчик. – Это Маша, моя сестра. А это наша Нина.

Сергей протянул мальчику руку и тоже представился по всей форме:

– Сергей. Я… работаю с вашей… мамой.

Машка снова принялась скакать вокруг Барышева:

– Ты будешь с нами чай пить?! Нина! Он будет пить чай. Да?!

Нина Евгеньевна поймала девочку, поправила бант в косе, вытерла платочком щеку, выпачканную в муке:

– Машенька, взрослым нужно говорить «вы», сколько раз я тебе говорила!

– Ладно, ладно! Будете? Будете?!

Сергей пообещал, что чай выпьет. Машка с визгом убежала на кухню за ложками, а Сергей так и остался стоять столбом посреди комнаты. Вежливый мальчик Миша, которого, очевидно, учили, что гостя надо занять, показал Сергею лежащие на ковре рисунки:

– Это я рисую. Только пока плохо выходит. Вы умеете?

– Что?

– Рисовать.

Сергей признался, что не очень.

– А в самолетах? – спросил вежливый мальчик Миша. – Понимаете?

Пришлось признаться, что и в самолетах не очень. Пожалуй, даже никак.

– А в чем вы понимаете?

Кажется, акции Барышева стремительно падали.

– Хороший вопрос. Давай попробуем разобраться… ну хоть в самолетах.

…Ольга уехала с работы пораньше, как обещала, но, разумеется, на полпути попала в пробку. Какой-то очередной государственный деятель ехал в аэропорт, и Ленинградку перекрыли больше чем на час. Водители зверели в жуткой, многокилометровой пробке, проклинали и деятеля, и чиновников, и правительство, и лично президента, у которого такой бардак в стране творится, что законопослушные граждане не могут белым днем проехать по своим делам, потому что некий хрен с горы желает ехать в аэропорт не просто так, а с большой помпой. В результате домой Ольга попала на два часа позже, чем рассчитывала.

Из гостиной доносился звон посуды и низкий мужской голос… Этот голос она бы не спутала ни с одним другим на свете. Но этого… Этого не может быть, да? Этого не может быть никогда, потому что не может быть никогда. Аксиома. Истина, не нуждающаяся в доказательствах.

Ольга выпустила из рук сумку и пакеты с покупками, тихо вошла в гостиную, встала на пороге.

Мишка лежал на ковре на пузе, разложив перед собой листы с рисунками. Напротив, ровно в такой же позе, валялся Барышев. Длинные ноги вытянуты почти до дверей. Машка сидела чуть поодаль, дожевывая плюшку, и смотрела на них.

Барышев с Мишкой так увлеклись разговором, что не заметили ее.

– Ну, и неправильно это. Куда у тебя двигатели делись? – спрашивал Барышев.

– Никуда не делись, их отсюда не видно, – отвечал Мишка.

– Все наоборот. Это оттуда их не видно, а отсюда должно быть видно. Это же самолет, а не летающая тарелка.