Мой ласковый и нежный мент - Мельникова Ирина

Людмила четко осознавала ненормальность своей влюбленности, и сегодняшнее смятение чувств тоже было для нее малопривычным и крайне нежелательным… И находила этому только одно объяснение: сегодняшней ночью она впервые за последние три месяца увидела во сне Барсукова. И испугалась, потому что ничего, совершенно ничего к нему не почувствовала. Она до сих пор вспоминала охвативший ее ужас, когда поняла, что разлюбила этого человека… Но он протянул к ней руки, она уткнулась лицом в его плечо и… проснулась, потому что, как наяву, ощутила его запах, теплоту его тела и услышала тихий голос: «Ну что, сбежим куда-нибудь на пару часов?» За отсыревшей плащ-палаткой просматривалось серое предрассветное небо, костер, догорая, исходил едким дымком, а она вдруг уткнулась головой в колени и зарыдала во весь голос. Потому что все было по-прежнему: ее безответная любовь и полное расставание с надеждой на то, что стоит ей вновь встретить Дениса, и все ее тревоги и сомнения улетучатся как бы сами собой…

Малохоженая, едва заметная тропа виляла по правому берегу реки, подымалась на откосы, а местами шла так низко, что вода захлестывала ее, и Людмила, вымочив ноги, уже не обходила мутные потоки, а шла прямо по воде. Но скоро начался подъем, тропа повернула в ущелье и змейкой полезла на небольшой перевал по густому кедровому лесу… Сразу стало легче идти. Под ногами перестало чавкать, только опавшая хвоя слегка пружинила да тихо шуршала под сапогами…

Миновав перевальчик, Людмила впервые с утра увидела над собой кусочек голубого неба и обрадовалась. Отличный признак! Именно отсюда двигалась в горы хорошая погода. Она пошла быстрей, чтобы успеть до полудня выйти к дороге, но потом, подумав, несколько изменила маршрут. Неподалеку под выворотнем старого кедра еще по осени устроила себе берлогу молодая медведица. Наверняка она уже покинула свое зимнее пристанище и бродит где-нибудь поблизости на пару с малышом, а то и с двумя. А Людмиле страсть как хотелось понаблюдать за тем, как справляется со своими обязанностями молодая мамаша…

Темуджин, напугавший с вечера оленей, всю ночь напролет пролежал неподалеку от своей бывшей хозяйки. Волк с удовольствием вдыхал запах вареного мяса, но дым костра раздражал ноздри, и он даже пару раз чихнул в своем укрытии, спугнув двух беспечных сеноставок и любопытного бурундука, тут же юркнувшего в щель между камнями.

Уже под утро ему захотелось есть, и Темуджин решил поохотиться. Отходить далеко он не хотел и отправился в скалы, заросшие можжевельником, в надежде словить зазевавшегося глухаря.

Вскоре ему повезло. Волк наткнулся на гнездо и разорил его, пообедав глупой копалухой, которая считала, что стоит спрятать в валежнике свою пустую голову – и враг ничего не заметит и пробежит мимо.

Темуджина донимали комары, и он забрался еще выше на скалы. В горах есть много таких мест, где спокойный склон, поросший густой тайгой, вдруг неожиданно обрывается отвесной стеной или расщепляется на серые останцы с островками мха и кашкары на вершинах и бездонными провалами по сторонам.

Волк перепрыгнул через темную, неширокую трещину и очутился на маленьком продолговатом пятачке рядом с совсем уж крошечным кедром, единственным его обитателем. На высокой скале не было комаров, здесь свободно тянуло прохладным воздухом, а в три стороны открывался необыкновенно красивый вид на узкую зеленую долину и на небольшой, приподнятый над долиной скалистый цирк, поросший хилым высокогорным лесом.

С самого края этой лесной глухомани лениво поднималась жиденькая, едва заметная струйка прогоревшего костра.

Темуджин насторожился. Сонливость, овладевшая им после охоты, исчезла моментально, и, вытянув чуткий нос, волк принялся тщательно исследовать запахи. Ничего нового они не принесли. Слишком далеко был костер…

Он снова перескочил через трещину и, повинуясь безотчетному желанию известить об открытии свою бывшую хозяйку, направился к тропе, по которой она уходила в горы. Но не добежал десяток метров, потому что дикое восторжествовало и не позволило ему приблизиться. Тогда волк сделал вокруг Людмилы и звериной тропы обширный круг, чтобы узнать, кто же здесь ходит, кроме них двоих. След, на который он вскоре наткнулся, заставил его глухо заворчать. Из далекого прошлого вдруг высветилась картинка: полузасыпанный снегом балаган и чужие вооруженные люди, разделывающие только что добытого оленя…

Темуджин побежал по следу. Обогнул скалы, вступил на осыпь у самого их основания. Отличное место для укрытия – мелкий щебень, нависшие ветки кашкары, глубокие ниши в камнях – тут можно бесконечно долго жить, не опасаясь быть обнаруженным. Несколько дальше в едва намеченной расщелине бежал ручеек, родившийся из каменной стены, а за ручейком стояла палатка, прикрытая сверху пихтовыми ветками.

Перед палаткой лениво дымил костер, тот самый, который Темуждин увидел сверху. Жар покрылся белым пеплом, дымилось только бревно, положенное на угли.

У костра и в палатке никого не оказалось.

Волк обежал стороной опасное для него место и отыскал клад, куда уже обитатели этой укромной долины протоптали заметную дорожку. В глубоком и мокром ущелье сохранился еще приличных размеров снежник, сверху его заботливо накрыли ветками, чтобы не так быстро таял. От снежника исходил сильный запах парного мяса. Хранилище!

Темуджин заметался. И мясо бросить жалко, но и бывшую хозяйку как-то предупредить надо…

Неожиданно накинуло сильным запахом чужих людей, хотя нет, один из них был ему определенно знаком еще по той давней встрече у затерянного в горном ущелье балагана…

По лесу пробирались двое. В распахнутых теплых куртках, без головных уборов, со слипшимися от пота волосами. За их спинами возвышались тяжелые рюкзаки. Люди тяжело дышали и то и дело поправляли на плечах короткую жердь, на которой несли что-то тяжелое и мохнатое, свернутое и перетянутое веревкой. На Темуджина нанесло резким и неприятным запахом медведя. Он громко чихнул в кустах и прижал нос к земле, но люди не услышали его. Едва передвигая ногами от усталости, они шли к палатке.

Темуджин пропустил их и пошел следом…

Людмила не пошла по торной тропе, что выводила ее напрямую к тракту. Зачем ей людская дорога, по сторонам которой мертвая зона для диких животных.

Она свернула влево, поднялась по чавкающему мху на гору и тронулась через лес поперек склона, как ходят охотники: пересекая все звериные тропы, ведущие с высот к воде. Так было интереснее. Идешь, словно книгу читаешь…

Кедровый лес весело гудел от ветра. Этот напористый воздушный поток с северо-запада делал сейчас доброе дело: очищал кроны от сушняка, непрочных и поврежденных веток. Раскачивались кедры, сверху сыпалось все ненужное и отмершее за зиму, деревья свободно махали тяжелыми ветвями и шумели. Иной раз валились, отстояв свой срок. Тогда по лесу разносился тяжелый удар или треск разлома. Каждому – свое!