ДЕНЬ ГРЕХА - Браун Сандра

– У Пинки такая работа: добиваться оправдания клиентов. Как и у любого другого адвоката.

– Я смотрю, он вас хорошо воспитал. Но, видимо, имел дело с хорошо подготовленной ученицей. Ведь вы очень рано усвоили уроки вашей матери-шлюхи, вот и зацапали богатенького да влиятельного мужа.

– Вы не имеете ни малейшего понятия о том, что говорите.

– Ошибаетесь, миссис Дюваль. Я все знаю об Анджеле, о ее работе танцовщицей в стриптиз-клубе, а также о том, что она подрабатывала проституцией – привычка к наркотикам съедала много денег.

Его слова явно подействовали на нее, но Берк не мог разобраться – как. Она удивлена, что он столько о ней знает? Рассержена, что он выкопал прошлое, которое она старалась забыть? Ей стыдно или она взбешена? Непонятно.

– Если вы все это знаете, то почему же не можете понять, что я хотела вырваться из такой жизни? – огрызнулась Реми. – Если бы не Пинки, я и Фларра…

– Фларра?

– Моя сестра.

Сестра? Как же он мог упустить это из виду? Потом вспомнил, что она ездила в привилегированную школу для девочек. – Сколько ей лет?

– Шестнадцать. Но она была совсем крошкой, тогда Пинки забрал нас от матери. – И Анджела просто так взяла и отдала вас ему?

– Не совсем так.

– А как?

Она попыталась отвернуться, но Берк встал прямо перед ней.

– Как вы связались с Дювалем?

– Я думала, вы сами все знаете, мистер Бейзил, – криво усмехнулась она.

– Во всяком случае, могу приблизительно описать, как это происходило.

– Валяйте.

– Анджела танцевала в одном из его клубов, но он платил ей не только за танцы. Он был одним из ее клиентов. В один прекрасный день он увидел вас и решил, что вы лучше, чем ваша мамочка. Анджела велела вам на практике использовать все то, чему она вас научила, и пообещала: если получится, у вас в капкане окажется очень богатый дяденька. Ну как правильно?

Реми опустила голову, словно от стыда и раскаяния, но это продолжалось какую-то долю секунды. Она с вызовом посмотрела на Берка глазами, сверкающими от злых слез.

– Анджела действительно многому научила меня, мистер Бейзил. В шесть лет я уже воровала для нее сигареты. В восемь лет воровала еду, чтобы было чем поужинать. Но Анджеле этого показалось мало, и она попросила одного своего клиента обучить меня шарить по карманам. Он говорил, что у меня настоящий талант к этому делу. Пальцы у меня очень ловкие. Я превзошла своего учителя и была этому очень рада. Ибо к тому времени родилась Фларра, и деньги были очень кстати: надо было покупать молоко и всякие другие вещи. Она помолчала, смахнула со щеки слезы.

– Но денег все равно не хватало. И иногда Анджела отбирала их у меня, чтобы потратить их на наркотики, прежде, чем я успевала купить еду. Приходилось рисковать, воровать больше, чем позволяла осторожность. Однажды на улице я залезла не в тот карман. Пинки Дюваль бежал за мной до самого дома, хотел схватить и отвести в полицию. Но когда он увидел, как мы живем, – передумал.

– И Дюваль предложил Анджеле сделку. Он забудет об украденном бумажнике в обмен на вас.

– В обмен на меня и Фларру. Мать согласилась, что он будет нашим опекуном.

– Еще бы она не согласилась! Она же видела, что представляет собой Дюваль. Видела, как горели у него глаза при взгляде на ее аппетитную дочку.

– Все было не так, – резко мотнула головой Реми.

– Ну да, Пинки Дюваль стал вашим опекуном по доброте сердечной, из христианского милосердия, – хохотнул Берк. – Даже вы сами в это не верите. Почему же вы думаете, что поверю я?

– А зачем тогда ему понадобилась Фларра?

– Он хотел сохранить видимость приличий. Вряд ли судья проглотил бы историю с опекунством хорошенькой молодой девочки-подростка, а две несчастные сиротки – это совсем другое дело.

Может быть, оттого, что он вспомнил, как семья Кева Стюарта отвергла его дружбу, может быть, оттого, что в душе вдруг шевельнулась жалость к Реми и маленькой Фларре, а может быть, из-за внезапно нахлынувшего чувства собственной вины, – но Берк вдруг ужасно разозлился. Ярость захлестнула его жаркой волной. Ему захотелось обрушить на голову Реми Дюваль самые страшные оскорбления. Захотелось, чтобы хоть кто-нибудь на этой земле испытал настоящую боль, когда сердце сжато словно колючей проволокой. Пусть кто-то еще помучается так же, как он не переставал мучиться с тех пор, как убил своего друга.

Он шагнул ближе, так, что мог видеть свое отражение в ее темных зрачках.