Мой ласковый и нежный мент - Мельникова Ирина

Человек с густой черной бородой и гладко выбритым черепом сидел на пороге домика и ел из котелка. Изредка он перекладывал ложку в левую руку, а правой, не вставая, нащупывал лежащую рядом длинную жердь и толкал сидящего около стены дома старика со связанными назад руками. Старик что-то глухо мычал в ответ, мотал головой, а чернобородой кричал: «Не дрыхни, старый кобель!» – или еще что-то такое, совсем уж непонятное для лесного зверя, но очень злое по тону.

Темуджин повел носом и слегка приподнялся на лапах. В доме был еще один человек, несомненно, вооруженный. Запах железа и оружейной смазки был самым неприятным из всех существующих на свете запахов. Но был и еще один запах, который заставил сильнее забиться волчье сердце, а кончик хвоста почти незаметно дрогнул. Волк понял, что его хозяйка находится в дощатой сараюшке, и всей шкурой почувствовал, что сейчас она даже в большей опасности, чем в тот момент, когда он обнаружил ее под лавиной. Почему она не покидает эту сараюшку, волк понять не мог, хотя прекрасно знал, что всякое ограничение свободы есть первый шаг на пути к гибели. Хозяйке грозила смерть?

Наевшись, человек вытер тряпкой взмокшую голову и лицо, сыто потянулся и вошел в дом. Оттуда сразу же послышался громкий и сердитый разговор, а Темуджин прополз на брюхе ближе к сараю и тихо заскулил, зовя хозяйку откликнуться. Человек опять появился на пороге. Теперь он держал в одной руке странную, какую-то кургузую винтовку и котелок – по-видимому, с водой. Темуджин опять отполз в кусты, прижался к земле, даже уши прижал, и полузакрыл внимательные желтые глаза. Серое короткое бревно лежало в траве, не больше. Напружиненные мышцы, страшное усилие над собой, чтобы не сорваться, свернутая пружина, готовая вот-вот распрямиться, – вот что такое волк, когда неподалеку враг и особенно когда этот враг – человек!

Чернобородый тем временем обогнул сидящего на земле старика, не преминув ткнуть его в бок носком сапога, потом подошел к сараю, прислушался, а затем, приоткрыв дверь, ногой же просунул туда котелок и сказал: «Пей, стерва, пока я добрый!» Подождал секунду-другую, опять заглянул в дверь сараюшки и проворчал: «Ну и черт с тобой, лежи, подыхай, нам забот меньше!»

Побродив бесцельно по двору, чернобородый заглянул в дом, получил при этом порцию ругани и, пожав плечами, устроился на крыльце. Прислонившись спиной к перилам, он зажал ружье между коленей и закрыл глаза, собираясь, видно, подремать под щедрыми лучами майского солнца.

Темуджин поднял голову. Все так же ползком, касаясь брюхом земли, неслышно подполз он к сараю и тихо заскулил. За дощатой стенкой послышалось движение, и к неширокой щели приник человеческий глаз в густой щеточке темных ресниц.

– Темуджин! – радостно прошептал женский голос. – Откуда ты взялся, паршивец?

Волк проворно обежал вокруг сарая в поисках лазейки, то и дело царапая доски когтями и вгрызаясь в них зубами. Осторожность все время заставляла его оглядываться на крыльцо, где безмятежно похрапывал чернобородый человек.

Изловчившись, он запрыгнул на крышу и зубами, когтями начал рвать дранку. Напрасно! Под темной и податливой дранкой оказались доски, разгрызть которые было ему не под силу.

Женщина внизу что-то тихо и успокаивающе говорила ему, волк чувствовал запах запекшейся крови и понимал, что его бывшей хозяйке плохо, очень плохо… И волновался, скулил, то жалостно, то гневно…

Наконец он вновь спрыгнул на землю, опять обежал сарай и быстро-быстро стал рыть влажную глинистую землю. Это была последняя возможность сделать лазейку!

Людмила прошептала что-то ободряющее, и волк с еще большим старанием принялся расширять выкопанную за считаные мгновения приличную яму. Теперь дело пошло лучше. Летела назад земля, лаз становился все глубже. Вот уже он весь спрятался в яму, пошла сухая земля, стало труднее рыть, волк запылился, шуба его посветлела, но вдруг тонкая перегородка рухнула и лапы Темуджина коснулись ног Людмилы.

Еще сотня быстрых, судорожных движений, проход стал чуточку шире, и наконец морда волка целиком просунулась в сарай. Весь вытянувшись, он протолкнул вперед лапы, грудь, а дальше уже легко, по-змеиному вполз вовнутрь и на мгновение позволил Людмиле прижаться к себе головой. Женщина сидела в углу сарая со странно завернутыми назад руками, и видно было, что каждое движение давалось ей с трудом. На виске ее запеклась кровь, лоб украшала приличная ссадина, но она весело улыбалась и благодарно шептала:

– Молодчина, Темуджин, молодчина! И как только ты меня нашел?

Волк нетерпеливо толкнул ее головой, словно приглашая следовать за собой. В воздухе висела ужасающая пыль, и для обретения свободы требовалось немало труда: ведь Людмила была гораздо крупнее волка, а проход едва-едва пропустил ее серого приятеля.

Вдруг волк потянул носом и припал к щели: чернобородый шел от крыльца к сараю, выставив перед собой обрез.

Темуджин отпрыгнул в угол на старые ульи и, поджав ноги, прицелился сверху на дверь. Пыль делала его невидимым, шкура неузнаваемо посерела.

– Эй ты, сука ментовская, – тоном, не предвещающим ничего хорошего, произнес чернобородый, – выползай! Игорь Ярославич говорить с тобой хочет…

Людмила успела заметить в приоткрытую дверь, что на крыльце появился Надымов с черным кожаным портфелем в руках.

Самонадеянность подвела бандита. В последний раз он видел Людмилу полумертвой, избитой и слабой. И когда пришел, не ожидал увидеть ее другой…

И вдруг произошло невероятное!

Темуджин бросился сверху на приоткрытую дверь, охваченный одним желанием – ухватить зубами голую и круглую голову врага, который несет в своих руках смерть. Удар его гибкого, подвижного тела отбросил бандита в сторону. Защищаясь, он инстинктивно выставил вперед руку с винтовкой, и жадная пасть успела рвануть мягкую руку так, как это умеют делать только волки: от клацнувших зубов остается не прикус, а рваная рана, которая потом очень трудно зарастает. Страшный, дикий крик огласил поляну. Боль, а еще больше испуг буквально сразили чернобородого. Он так и не понял, кто же все-таки напал на него. Единственно понял, что не человек, а зверь! Но откуда он взялся?! Не оборотень же, на самом деле? Мгновенно сразившая его мысль о чем-то сверхъестественном была так страшна, что он в два прыжка очутился за дверью сарая и только у крыльца дома догадался зажать рану, чтобы унять обильно брызнувшую кровь. Бледный, как луна в зените, смотрел на него Надымов. А потом опомнился, подхватил брошенный Аликом обрез, ринулся со всех ног в сарай, но там никого не было, только пыль медленно кружилась в воздухе и оседала на стены и пол убогого строения, в котором хранились отжившие свое ульи и разный необходимый в работе пасечника инвентарь.