Ласковый обманщик - Деверо Джуд

— Интересно, что стало с этим сапфировым браслетом, который она подарила последней своей сиделке? — спросила Саманта, включаясь в игру. — Ну, помнишь ту сиделку, которая была так заботлива.

Она склонилась к сестре, доверительно улыбнувшись и делая вид, что сообщает ей нечто строго конфиденциальное. Но заговорила так, что ее было слышно в самом дальнем углу.

— Ее щедрость доведет семью до разорения. Если она начнет раздаривать драгоценности обслуживающему персоналу, пожалуйста, сразу сообщите нам.

— Ну… конечно же… непременно это сделаю, — пробормотала медсестра.

— А теперь не могли бы мы ее увидеть, — поинтересовался Майк, — без свидетелей.

— Конечно же. Сию минуту… Живо по палатам! — прикрикнула она на собравшихся в холле.

Затем, продемонстрировав недюжинные лакейские способности, сестра открыла дверь в комнату Макси-Эбби и тихо затворила ее за вошедшими.

Эбби дремала в своей кровати и, открыв глаза, долго фокусировала взгляд, прежде чем произнесла:

— Я не ожидала вновь увидеть вас.

Саманта, держа в руках коробку с фотографиями — она нарочно положила их в шляпную картонку, где лежало платье Макси, — быстрым шагом направилась к кровати.

— Не могли бы вы сделать мне одолжение? Вы единственный человек во всем мире, кого мне удалось разыскать, который так хорошо знал мою бабушку. Не могли бы вы сделать одолжение и просмотреть со мной эти фотографии?

— Фотографии?

— Моей семьи… Мне, право, неловко просить вас об этом, но я подумала, что вы могли бы мне кое-что рассказать. Не знаю точно, что именно, но, может, бабушка вам о себе что-то рассказывала.

— Зачем тебе о ней знать?

— Потому что я люблю ее, — просто ответила Саманта, — и мне кажется, что она бы тоже меня полюбила, если бы мы встретились. Джубели сказал, что у нас очень много общего.

— Ага, и его разыскала? — Эбби кажется, окончательно проснулась.

Майк подошел ближе и поставил огромную корзину с продуктами на край кровати.

— Она везде сует свой нос. Сегодня утром она кричала из окна на внука Джубели — Орнета и…

— Он ему приходится правнуком, — поправила Эбби. Затем лицо ее исказила гримаса — она явно жалела, что не сумела промолчать. Чтобы перевести разговор на другую тему, она спросила: — Что это там у тебя, молодой человек?

— Коньяк, — объявил Майк, доставая большую фляжку из нержавеющей стали, — и блины с икрой…

Казалось, Эбби сейчас расплачется от счастья и сожаления одновременно: ведь она отлично сознавала, что Саманте вовсе не стоило бы здесь находиться.

— Оба вы дураки, вам об этом известно? — тихо произнесла она, обращаясь к Майку.

— Это точно. Я-то это знаю. А вот Саманта, по утверждению очевидцев, точь-в-точь как ее бабушка. Ей хотелось показать вам эти фотографии, и вот мы здесь. Ей кажется, что если бы ее бабушка была жива, то ей непременно захотелось бы посмотреть на то, что она упустила в жизни. Посмотреть на своего сына и невестку, посмотреть, как росла ее внучка… Увидеть, как менялся с возрастом ее муж. Как вам кажется, ей было бы это интересно?

— Да, — мягко сказала Эбби.

— Замечательно! — воскликнула Саманта. — Вы думали, у нас будут поминки! Нет, у нас будет праздник! Майк, разливай… и подавай блины! И… — она сделала паузу, — я не знаю, как вас называть. Интересно, если бы Макси была жива, как бы она хотела, чтобы я к ней обращалась?

— Нана, — моментально ответила Эбби, — кажется, так она говорила.

— А вы не будете очень против, если я стану так обращаться к вам?

— Я вовсе не против. Ну, так где же моя выпивка? Я не пила коньячный коктейль уже много лет.

Саманта забралась к Эбби на кровать и поставила коробку с фотографиями себе на колени. Майк в это время довольно неуклюже завертывал красную икру и сметану в тоненькие блины и подавал их двум женщинам вместе с коньячным коктейлем в хрустальных рюмках.

Не прошло и получаса, как всякая неловкость между ними исчезла. После первой рюмки Эбби все чаще стала забывать добавлять «Макси бы…». Зато у нее начали проскальзывать фразы типа: «Я это отлично помню. Мы держали газонокосилку в этом старом сарае. Неужели Кэл так и не снес эту развалюху?»

Майк бессовестно дразнил Саманту ее детскими фотографиями. Он хохотал над карточкой, где Саманта была в гневе — наверное, не желала, чтобы ее снимали. А Эбби заступалась за Саманту, утверждая, что та была самым замечательным ребенком на свете.