Паутина - Майкл Джудит

Сабрина выставила зонтик, как щит, навстречу ветру и медленно пошли по дороге, пока не наткнулась на надгробие из белого мрамора. Она заказала его еще в феврале и послала каменщику строки Йейтса, одного из любимых поэтов Стефани, чтобы тот высек их на надгробии. Увидев их сейчас в первый раз, она провела мокрой ладонью по буквам, глубоко врезанным в мрамор.

Капли дождя стекли по мрамору, словно холодные слезы. Опустившись на мокрую траву на колени, с зонтиком над собой, Сабрина низко склонила голову и заплакала.

— Мисс, — тихонько окликнул водитель такси, тронув ее за плечо. За десять минут, что она пробыла тут, она так продрогла, что вся дрожала и едва смогла поднять голову.

— Кладбище закрывается, мисс. Вы же не собираетесь тут умереть.

Он помог ей встать и, спотыкаясь, они направились к такси.

Она едва обращала внимание на улицы, по которым они ехали. Тротуары, по которым медленно двигалась, словно змеилась вереница черных блестящих зонтиков, освещенные витрины магазинов, окна квартир — все едва угадывалось за мокрыми стеклами такси. У Сабрины от холода зуб на зуб не попадал. Она свернулась калачиком на заднем сиденье машины, а по лицу у нее текли беззвучные слезы.

Войдя в пустой дом на Кэдоган-сквер, она бросила на пол в холле зонтик и насквозь мокрые плащ и шляпу. К ковру яркой расцветки в центре комнаты тут же побежал ручеек. Она равнодушно посмотрела на него и поднялась в гостиную. Огня в камине не было. Как и у меня в душе, грустно подумала Сабрина. Я говорила Дентону, что именно этого мне не хватает.

Подложив угля в камин, она развела огонь, потом наполнила водой ванну, плеснув пены. Затем вскипятила воду для чая, разделась и, пока заваривался чай, отнесла чашку и чайник в ванную комнату.

Наконец она медленно опустилась в благоухающую воду, над которой поднимался пар. Слезы высохли, и она перестала дрожать. Все ее тело наполнялось сейчас теплом, наслаждаясь нежными волнами пены. Запрокинув голову, она оставила над водой только лицо.

Стефани сейчас тоже была здесь: Сабрина, казалось, видит, как сестра входит в дом в тот первый вечер, что провела здесь, когда они начали эту игру. Вот шаг за шагом она обходит комнату, открывает шкафы, ящики и разглядывает вещи — они будут принадлежать ей неделю, что в порыве безумства они решили украсть из своих жизней. Вот она стоит перед зеркалом, примеряя платье из шкафа. Она выглядит точь-в-точь как Сабрина — тот же наклон головы, та же полная достоинства поза…

Это невыносимо, подумала Сабрина, — все настолько реально, что кажется, будто она жива.

Усилием воли она заставила себя думать о Лондоне, магазине «Амбассадорз», о Брайане и Николасе. Завтра ей предстоит ужин с Николасом, и нужно к нему подготовиться. Ей частенько приходила в голову мысль о том, чтобы продать «Амбассадорз», и она знала, что в конце концов так и сделает. Но никому, а Николасу — и подавно, не удастся украсть его у нее.

Поэтому, когда на следующий вечер они с Николасом встретились в «Савое», она держалась холодно и настороженно. Сначала Николас этого не понял.

— Небольшой сувенир, Стефани, — сказал он, вручая ей коробочку в бумаге серебристого цвета с позолотой. — Сабрине такие вещи казались забавными. — Они сидели за маленьким столиком у окна с видом на Темзу и мост Ватерлоо. А обрамлением этой великолепной картине служили бархатные гобелены и узорчатые обои. Николас был в манишке с накрахмаленными манжетами, жилете и костюме. Он со вздохом опустился в мягкое кресло. Это был его любимый зал — Сабрина это знала. — Мне думалось, что вам это тоже покажется забавным. Так, небольшой подарок от меня по случаю вашего приезда в Лондон. Я удивился, когда услышал от Брайана о вашем приезде, — вы не сказали точно, когда приедете, — но вы не представляете, Стефани, как нам это приятно… Ну, конечно, и ваш день рождения не за горами — в сентябре, не так ли? — а вас в это время может здесь не быть. А я всегда отмечал дни рождения Сабрины, оказывая ей небольшие знаки внимания.