Начать сначала - Стил Даниэла

— Он обвинил меня в том, что я по собственной неосторожности чуть не подставила этих парней под удар.

— Ты подставила под удар себя, что гораздо хуже. Ты здесь для чего? Чтобы писать о войне, а не для того, чтобы лезть под пули, пытаясь кому-то что-то доказать. А этот — так и вообще псих какой-то.

— Это точно, — язвительно подтвердила Пакстон.

С головы до ног она была в грязи, перемешанной с кровью радиста. Это напомнило ей о других поездках и о том, зачем она все-таки вернулась в Сайгон. Не потому, что любила все это. А потому, что в этом ее долг; Но долг, перед кем? Перед собой?

Перед своей страной? Перед газетой? А может быть, перед Ральфом? Питером? Биллом? Непростой вопрос. По пути в Сайгон они молчали. День был тяжелым для всех. В том числе и для Тони, который долго ходил, сердясь на себя и пытаясь понять, что же он на самом деле чувствует по отношению к Пакстон.

Глава 21

Когда на следующий день Ральф встретил Пакстон в офисе «Ассошиэйтед Пресс», он все еще немного сердился, но она пригласила его пообедать вместе, и после пары выпитых стаканов он смягчился.

— Ну ты, девчонка, задала нам жару. Когда ты лежала там вместе с этими парнями, я думал, ты тоже ранена. Ты хоть понимаешь, что следующей подстрелили бы тебя? Я просто видел, как это будет.

— Я тоже, — призналась Пакстон, отпивая кофе суа. Это был крепчайший кофе со сгущенным молоком из банки. Год назад он показался ей отвратительным, теперь же нравился.

— Ты боялась? — спросил он, понизив голос.

Она в ответ улыбнулась:

— Потом — да. А там на месте… даже не знаю. Я испугалась, когда подумала, что меня могут, не убить, а взять в плен.

Вот это действительно страшно.

Такое уже случалось. Журналистов брали в плен, но обычно быстро освобождали. Вьетнамцы с севера делали это из пропагандистских целей, надеясь, что о них напишут, но всегда оставалась вероятность, что в следующий раз они окажутся менее дружелюбными. Истории о пытках и избиениях во вьетнамском плену стали расхожими.

— Я больше думала о том, как бы спасти ребят, пока они еще живы.

Ральф задумчиво кивнул:

— Бедняга Берти.

— Он был женат? — Пакстон не была близко знакома с фотографом, но всегда хорошо к нему относилась.

— Нет. У него была подруга. Кажется, из Чолона. А кроме нее, по-моему, никого. Ни жены, ни детей. Я звонил в посольство. Завтра его отправляют в Лондон. — Пакстон кивнула, вспомнив, как гроб с Биллом отсылали Дебби. Ральф взглянул на нее и на миг показался стариком. — Слушай, а тебе это не надоело? Я имею в виду, когда вокруг все время гибнут. Иногда я думаю, как, интересно, живется там, где люди умирают только от рака или падая с трамплина?

Пакстон невесело улыбнулась. Она прекрасно понимала его, хотя некоторое время прожила как раз в таких местах. Но привыкнуть к этому невозможно — гибель людей по-прежнему тяжело переносить, она так же задевает за живое. И все же никто, казалось, не в силах уехать отсюда. Не могут они бежать, бросив неоконченное дело. Так случилось и с ней, когда она вернулась в Штаты. Пакстон чувствовала себя там не на месте, потому что в глубине души знала — все продолжается.

— Да, разумеется, я тоже от всего этого устала.

— Меня одно беспокоит, — откровенно начал Ральф. После третьего стакана алкоголь ударил ему в голову, что случалось нечасто. Пакстон очень редко видела его навеселе. — Я думаю о Франс и о ребенке. Это же ад кромешный — родить здесь ребенка.

— Ты можешь вернуться в Штаты вместе с ними, — мягко ответила Пакстон, а про себя подумала, что совсем не уверена, что это на самом деле возможно. Ральф пробыл во Вьетнаме слишком долго, ему будет трудно в Америке. Такое случается с журналистами — они так долго работают в Турции, Алжире, Вьетнаме, что им потом не прижиться вновь в Лондоне, Чикаго, Нью-Йорке. Возможно, Ральф — один из них. А может быть, и она сама тоже.

— Франс не хочет со мной ехать. Она хочет остаться здесь.

Ей слишком хорошо известно, что значит быть женой американского солдата. Она уже была замужем за отцом Ана. Остальные американцы смешивали ее с дерьмом, а его семья ее люто ненавидела. Она думает, что, если поедет со мной в Штаты, люди на улице закидают ее камнями. И знаешь что, Пакс? Я сам не уверен, что этого не случится. А потому и не знаю, есть ли у меня право забирать их отсюда. А ведь здесь ужасно, это не то место, где может расти ребенок. Там, в Штатах, сколько бы я мог сделать для Ана! А здесь я доволен даже тем, что могу обеспечить им безопасность, сносно прокормить и оградить от всякой пакости. ан был еще совсем маленьким мальчиком, но Пакетов видела и пятилетних, торгующих на улицах героином. Ничего такого с Аном, конечно, не могло случиться. Франс очень заботилась о нем, держала его при себе дома. Он ходил во французский католический детский сад для избранных, ведь его мать была леди до мозга костей. Но они жили в умирающем мире, и в этот же мир войдет и новый ребенок.