Опасные тайны - Робертс Нора

— Мне известно, что она добивалась права опеки надо мной.

— Она просто хотела побольнее уязвить твоего отца, потому что он смотрел на нее как на пустое место. Ты была для нее просто орудием. Она пила, встречалась с другими мужчинами и щеголяла другими своими пороками в бесстыдной уверенности, что всегда и во всем будет выигрывать. А кончилось все убийством. — Милисент ненадолго замолчала, чтобы набрать в грудь побольше воздуха. При одной мысли о Наоми в груди ее с новой силой вспыхивал костер ненависти.

— Коль скоро ты с ней встречалась, она, наверное, попыталась уверить тебя, что это была самооборона? Что она защищала свою честь.

Не в состоянии больше сидеть, Милисент резко встала.

— О, она была очень умна, умна и красива. Если бы улики против нее не были такими очевидными, она, наверное, сумела бы убедить суд в своей невиновности. Но когда женщина посреди ночи принимает мужчину у себя в спальне, одетая всего лишь в одну шелковую комбинашку, тут трудно настаивать на версии попытки изнасилования.

— Изнасилования… — шепотом повторила Келси, но Милисент не услышала ее потрясенного шепота.

— Кое-кто, разумеется, поверил ей. Существуют люди, которые всегда готовы верить женщинам подобного типа, — взгляд Милисент стал жестким; в возбуждении она схватила перчатки со столика и принялась нервно похлопывать ими по ладони. — Но, в конце концов, они же ее и приговорили. Она исчезла из жизни Филиппа и из твоей тоже. И до недавнего времени о ней ничего не было слышно. Неужели ты будешь так эгоистична и упряма, что позволишь ей снова встать между нами? Неужели ты заставишь отца снова страдать?

— То есть вопрос стоит так: или она, или он?

— Вот именно!

— Для тебя, бабушка, но не для меня. Знаешь, до тех пор, пока ты не приехала ко мне, я не знала, буду ли я встречаться с ней еще раз. Теперь я знаю точно, что обязательно снова туда поеду. А знаешь почему? Потому что она не пыталась защищаться или оправдываться, не предлагала мне сделать выбор. Я увижусь с ней еще раз и решу сама.

— Невзирая на то, что кое-кому это причинит боль?

— Насколько я понимаю, я — единственный человек, кто в этой ситуации чем-нибудь рискует.

— Ты ошибаешься, Келси, и это опасное заблуждение. Эта женщина… разлагает, пачкает, выворачивает наизнанку все, к чему ни прикасается… — Милисент опустила голову и стала аккуратно, палец за пальцем, разглаживать на ладони перчатки. — Если ты и дальше станешь поддерживать с ней отношения, она сделает все, что в ее силах, чтобы изменить твое отношение к отцу.

— Никто не сможет этого сделать.

Милисент подняла голову, ее взгляд был острым, словно отточенная сталь.

— Ты еще не знаешь Наоми Чедвик, — резко сказала она.

Келси и вправду не знала Наоми Чедвик, но хотела бы узнать. Годы, проведенные в университете, не пропали для Келси даром, и если и было что-то, что она умела хорошо, так это рыться в архивах, подбирая материалы для исследования какого-нибудь события или явления. Любого явления, даже если оно называется Наоми.

На протяжении последующих двух недель большую часть своего свободного времени Келси провела в общественной библиотеке, перебирая катушки с микрофильмами. Первой ей попалась страничка светской хроники из какой-то старой газеты, где она прочла уведомление о помолвке двадцатиоднолетней Наоми Энн Чедвик, дочери Мэттью и Луизы Чедвик с фермы «Три ивы», Блюмонт, Виргиния, и Филиппа Джеймса Байдена — тридцати четырех лет, сына Эндрю и Милисент Байден из Джорджтауна.

Свадьба должна была состояться в июне, и Келси легко нашла соответствующее объявление. Для нее было настоящим потрясением увидеть отца таким молодым, таким счастливым и беззаботным. Руку, сжимавшую ладонь Наоми, он прижимал к сердцу и улыбался. На лацкане белела бутоньерка из нескольких роз, и Келси попыталась угадать, были ли они белыми или солнечно-желтыми.

Наоми на фотографии смотрела чуть исподлобья, но даже крупнозернистый газетный снимок не мог скрыть блеска ее обаяния. Личико Наоми казалось невероятно юным и удивительно красивым; полные губы были четко очерчены, а глаза весело блестели, словно она вот-вот рассмеется.

Эти двое выглядели так, словно вместе они могли одолеть любые трудности.

Нет, ей не будет больно. Не должно быть. Келси твердила эти слова постоянно, убеждая себя, что глупо было бы расстраиваться из-за развода, который произошел бог знает сколько времени назад, но эти двое были так молоды, так полны жизненных сил и надежд… А теперь каждый из них стал для другого просто горьким воспоминанием.

Келси сделала кое-какие краткие заметки и фотокопии всех сообщений, которые ей попались, как она сделала бы это для любого академического доклада или сообщения. С особенным интересом она просмотрела фотокопию объявления о своем собственном рождении.

Начиная с этого момента имена ее родителей стали попадаться довольно редко; как правило, это были просто упоминания о том, что мистер и миссис Байден — в числе многих других — присутствовали на приеме в мэрии или приняли участие в какой-то благотворительной акции. Похоже, они вели довольно замкнутый или, во всяком случае, не слишком активный образ жизни, и большая часть их непродолжительного супружества прошла вдалеке от вашингтонского света.

Потом в «Вашингтон пост» промелькнула коротенькая и очень сжатая заметка, посвященная делу об опеке, помещенная в самой газете, как показалось Келси, только из-за того, что ее дед по отцовской линии был одним из заместителей министра финансов. Фактически, кроме имен — ее собственного, Наоми и отца, которые она прочла почти с нежностью, — в статье ничего не было; по всему было видно, что любые семейные дрязги «Пост» ставит довольно низко.

Потом Келси нашла несколько сообщений о ферме и скачках. В одной из них рассказывалось о многообещающем жеребчике, который сломал ногу во время скачки и был застрелен. К статье прилагалась фотография — прелестное личико Наоми со слезами на глазах.

А потом было убийство.

Подобные события, как правило, занимали гораздо больше места, чем свадьбы, рождения и разводы, и Келси сразу бросились в глаза кричащие заголовки: «ССОРА ЛЮБОВНИКОВ ЗАКОНЧИЛАСЬ ТРАГЕДИЕЙ. МИРНАЯ ВИРГИНИЯ СТАЛА АРЕНОЙ КРОВАВОГО УБИЙСТВА».

О Наоми говорилось как о бывшей жене профессора английского факультета Джорджтаунского университета и дочери известного коннозаводчика. О погибшем молодом человеке — с некоторой долей пренебрежения — упоминалось только как о повесе, имеющим какое-то отношение к миру скачек и всему, что было с ними связано.

Вся интрига выглядела предельно простой. Алек Бредли был застрелен из револьвера в одной из спален на ферме «Три ивы». Оружие принадлежало Наоми Чедвик-Байден, которая и уведомила о происшествии полицию. Когда все это случилось, кроме них двоих, в доме никого не было. Полиция округа ведет расследование.