Клуб Первых Жен - Голдсмит Оливия

Бренда захихикала.

– Это был не дневник, я не нашла его. Зато я обнаружила прошлогодний толстенный регистрационный журнал, из тех, которые обычно заводят эти ребята-профессионалы. – Теперь Бренда говорила подчеркнуто выразительно. – Почти каждая его страница была исписана закорючками Мэри, гласившими: Миссис Джил Гриффин; Мэри Бирмингем Гриффин; Джил любит Мэри. Прямо как в институтском конспекте! Цирк, да и только! – сказала Бренда, ударив по столу рукой.

Диана откинула назад голову и засмеялась вместе с Брен-дой.

– Бренда, никогда не меняйся, ты такая одна на целый миллион! А вот и наш ленч, – сказала она, увидев подошедшего официанта.

– В это трудно поверить, но еда действительно что надо, – заметила Бренда после того, как попробовала каждое блюдо.

Диана, наблюдая за тем, как Бренда уписывает вкуснятину, которую она для нее заказала, не удержалась и добавила:

– Я же говорила тебе, что еда вкусна и понравится тебе.

– Сейчас ты говоришь, как моя школьная учительница, миссис Вассерштейн, которая вела нас в четвертом классе. Она нас спрашивала: «Дети, назовите четыре важнейших группы продуктов». – Бренда говорила, подражая своей учительнице. – Я обычно называла эти продукты сидящей рядом со мной Джинни Скелтон: солодовый шоколад, чизбургеры, жареный картофель по-французски и шинкованная капуста. Я могла рассмешить Джинни так, что она мочила свои штанишки.

Диана улыбнулась, потом сделалась серьезной. Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Потом Бренда опустила глаза и принялась взволнованно перебирать столовые приборы.

– Знаешь, Бренда, ты стала много значить для меня. – Диана помолчала. – В прошлый раз ты прервала меня, когда я пыталась рассказать тебе о том, что ты для меня значишь. Ты какая-то особенная.

Бренда взяла руки Дианы в свои.

– Не нужно ничего говорить, Диана. Я знаю. Я и сама постоянно об этом думаю после нашего прошлого разговора. Никто и никогда не был ко мне так внимателен и не располагал к себе так, как ты. Все это время я не переставала думать о тебе. Ты действительно помогла мне, и я люблю тебя за это.

– Это как раз то, что и я хотела сказать. Я люблю тебя. Бренда почувствовала, как забилось в груди ее сердце. Она хотела сказать: «Я тоже». Но слова застряли в горле. Она прокашлялась и, наконец, смогла услышать свой голос, который произнес:

– Я тоже люблю тебя, Диана. – И ей сразу стало хорошо. Диана улыбнулась, и они какое-то время молча сидели и смотрели друг на друга. Потом Бренда, вспомнив о еде, прервала молчание.

– Коль скоро мы все выяснили, давай есть. Интересно, что индусы едят на десерт?

* * *

Шелби Кушман завтракала с Джоном Розеном. Конечно, это будет деловой завтрак, за который заплатит она. Она пригласила его в «Бокстре» не только потому, что это был очень дорогой ресторан, но и потому, что там было очень интимно. А Джон Розен был не только самым выдающимся искусствоведом и критиком Америки, но и весьма интересным мужчиной.

Мортону бы стало плохо, если бы он увидел счет, но он его никогда не увидит. Шелби расплачивалась своими деньгами. Да, теперь это были действительно ее деньги. Несколько последних месяцев Шелби на свои деньги приобретала картины у художников, затем повышала на них цену и продавала в галерее Мортона, имея от этого изрядную прибыль.

Готовясь к завтраку и нанося тушь на свои длиннющие ресницы, Шелби думала, что девушка должна делать то, что ей положено делать. Никто не выходит замуж на веки вечные, а Мортон к тому же был еще и скрягой. Это факт, что он выписывает чеки со скандалом. Она была просто вынуждена заняться своим делом.

Деньги были увезены и спрятаны в надежный депозитный ящик в Цюрихе. Согласно договоренности, их туда доставил курьер. А ключ от ящика был спрятан в галерее. В некотором смысле Шелби была старомодна. Она не признавала банковских счетов, влекущих за собой целый сонм запутанных бумаг и доходы, облагаемые налогами. Она полагала, что одной галереи для их совместного супружеского имущества было достаточно. Если эти деньги и пойдут прахом, она об этом ничуть не пожалеет, так как это не ее деньги.

По сути, дела шли не так, как она рассчитывала. Ей не удавалось заполучить богатого зрителя, несмотря на усилия мамаши, рекламирующей ее галерею в Атланте, и ее собственные усилия по привлечению всех, кого только возможно, в Нью-Йорке. Она не могла понять причину. Был ли виной тому Мортон? Но ведь другим удалось преодолеть свое еврейское происхождение. Не негром же он был, в самом деле!