Неженка - Филлипс Сьюзен Элизабет

Тедди хлопнул ему по рукам своей маленькой пятерней:

— Привет, Джерри! Тебя не было видно пару недель. Ты где пропадал?

— В суде, малыш, защищал кое-кого из людей, немного повредивших завод ядерных материалов в Шорехаме.

— Ты выиграл?

— Можно сказать, сыграл вничью.

Джерри ни разу не пожалел о решении, принятом в Мехико перед возвращением в Штаты десять лет назад, — решении явиться в судебные органы, снять с себя сфабрикованные полицией обвинения в занятиях наркобизнесом и затем пойти в школу юристов. Он увидел, как лидеры Движения один за другим изменили направление: душа Элдриджа Кливера уже не тот кусок льда — теперь он посвятил себя Иисусу; Терри Рубин подлизывается к капиталистам и делает для них черную работу; Бобби Сил продает соус для барбекю. Эбби Хофман занят все тем же, но серьезно увяз в судах по разным экологическим делам, и многие из них довелось вести Джерри Джеффи, последнему из радикалов шестидесятых — последнему, кто может напомнить об опасности ядерной зимы. Приняв все это близко к сердцу, Джерри решил, что на его плечи навалилось будущее, и чем тяжелее был груз ответственности, тем больше он паясничал.

Чмокнув Наоми в щеку, он наклонился и заговорил, обращаясь прямо к ее животу:

— Послушай, детка, с тобой говорит дядя Джерри! Мир летит ко всем чертям. Оставайся там, покуда сможешь!

Тедди решил, что все это безумно забавно, и начал кататься по полу, повизгивая от смеха. Это, естественно, привлекло к нему внимание всех взрослых, и он засмеялся еще громче, но в конце концов начал вызывать раздражение. Наоми считала, что детям нужно позволять самовыражаться, поэтому она не стала делать ему замечание, а Холли Грейс, которая так вовсе не считала, была слишком поглощена впечатляющим видом плеч Джерри, распирающих швы его поношенной кожанки, чтобы призвать Тедди к порядку.

Еще в восьмидесятом году, вскоре после сдачи экзаменов на адвоката, он перестал стричься в стиле «афро», но продолжал ходить с длинными волосами; они и сейчас падали поверх его воротничка, уже тронутые сединой. Под кожанкой был надет обычный для Джерри наряд — свободного покроя брюки цвета хаки и хлопчатобумажный рабочий свитер. На воротничке куртки красовался значок с надписью: «Нет ядерному оружию!»; рот — как всегда чувственный, нос — орлиный, горящие глаза — черны. Именно глаза и покорили год назад Холли Грейс Бодин; случилось это, когда оба они оказались на одной из вечеринок, устроенной Наоми.

Холли Грейс и до сих пор толком не могла объяснить себе, что заставило ее влюбиться в Джерри Джеффи. Конечно же, не его политика. Она искренне верила, что для Соединенных Штатов важно иметь сильную оборону, а такая точка зрения вызывала его гнев. Они неистово спорили о политике, и обычно это заканчивалось самыми невероятными яростными любовными схватками, в которых ей довелось принять участие в последние годы. Для Джерри и в обществе существовало мало запретов — еще меньше их было для него в спальне.

Но ее влечение к нему не сводилось к сексу. Во-первых, он и физически был так же активен, как она. За три месяца их романа они успели поучиться прыгать с парашютом, сходили в горы и даже попытались заняться дельтапланеризмом. Быть с ним — значило участвовать в нескончаемых приключениях. Ей нравилась та возбужденная атмосфера, которую порождал его дух. Ей нравились его страстность и фанатизм, то, как он ел, его заразительный смех, его бесстыдная сентиментальность. Однажды, войдя в комнату, она увидела, что он плачет, глядя по телевизору какую-то рекламу фирмы «Кодак», а когда начала над ним подсмеиваться, он не счел нужным оправдываться. Она даже полюбила его мужской шовинизм. В отличие от Далли, который, несмотря на свои добрые старые манеры, был самым свободным из всех известных ей людей, Джерри придерживался тех идей о взаимоотношениях мужчин и женщин, которые были свойственны пятидесятым годам. И Джерри всегда очень сбивало с толку, когда она противоречила ему, утверждая равноправие мужчин и женщин; он был настолько удручен, что не соглашался с одним из самых основополагающих принципов всей социальной революции.

— Привет, Холли Грейс! — сказал он, подойдя к ней.

Она наклонилась над кофейным столиком, чтобы поставить на него ставший липким бокал с земляничным «Дайкири», и постаралась изобразить, будто едва вспомнила его имя.

— О, привет, Джерри.

Ее замысел не удался. Он подошел к ней, и решительность приближения его плотно сбитого тела вызвала у нее панику.