Экзотические птицы - Степановская Ирина

— Сколько всего жидкости перелито? — в очередной раз спросил он свою сестру. Контролируя количество перелитых растворов, он, ибо был действительно хорошим анестезиологом, каждый раз боялся, что та назовет слишком большую цифру. Боже, как тонко всегда приходилось балансировать между опасностью отека и необходимостью замещения кровопотери и дефицита белка.

«Невозможно, если она не выживет!» — думал Барашков, глядя, как дышит за Тину аппарат, как бледнеет, расплывается, теряет черты, становится совершенно неузнаваемым ее лицо.

— Господи, ну скоро же вы? Сердце не справляется! — не выдержав, сказал он хирургам.

— Почти все уже, — отозвался главный. — Сейчас будем ушивать кожу. Давай уменьшай свою смесь. А то развонял на всю операционную! А нам еще грыжу после тебя оперировать.

— Это вам так кажется, — тихо сказал Барашков. — Утечки газа не может быть, аппарат новый.

— Новый, старый… — ворчал хирург. — Морочишь нам голову. Я говорю тебе, воняет смесью!

Аркадий, который провел в этой операционной и в компании этих докторов, так же, как когда-то Ашот, так же, как и сама Тина, не один год своей жизни, знал, что если начинается ворчание — операция подходит к концу.

— Да ладно вам! — сказал он, с радостью прощая ворчание докторам. — Воняет ни больше ни меньше, чем всегда. Она же дышит, — показал он на Тину. — Какая-то часть смеси все равно выделяется в окружающую среду. Вот вам и кажется…

Швы на коже ложились один за другим прекрасным классическим рядом. Барашков опять на секунду оторвался от своих показателей и взглянул поверх простыней. Даже странным казалось, что еще полчаса назад это место зияло страшным кровавым месивом. Теперь же на коже красовался аккуратный ровный шов. Но Аркадий ахнул, взглянув на него.

— Елки-зеленые! — сказал он в недоумении. — Вы чего же ей так спину-то распахали! Рубец будет сантиметров тридцать!

— И совсем не тридцать, а двадцать семь, — флегматично навскидку прикинул размеры шва пальцами второй хирург.

— Знаешь, Аркадий! — назидательно отозвался заведующий, любуясь на ушитую рану. — Маленький хирург — маленький разрез. Большой хирург — большой разрез!

На ушитую рану опустилась, будто накрыла белым крылом, положенная сестрой повязка. Ласково поблагодарив операционную сестру за работу, завотделением содрал испачканные перчатки. Потом оба доктора пошли себе прочь от стола, заглянув мимоходом в лицо больной. Их работа закончилась. Теперь опять было время Барашкова. Он должен был сейчас вывести Тину из наркоза.

— Слава Богу, хоть жива, — буркнули хирурги и сняли с потных лиц маски. Аркадию уже было не до них.

Давление у Тины теперь стало более-менее стабильным; жуткая свистопляска сердцебиения, сменявшаяся внезапно ужасным замедлением пульса, теперь, казалось, выровнялась. «Так ничего, — подумал Барашков. — На этом пока можно жить».

Он решил вывозить Тину из операционной.

— Парни, помогите переложить! — сказал он. Хирурги, уже успевшие раздеться, подошли. Они втроем подняли, положили больную на каталку, и Барашков, так и оставив ее пока на управляемом дыхании, повез ее в послеоперационную палату. Там их уже ждала Маша, привезшая из своего отделения всю необходимую аппаратуру для измерения биохимических показателей. По Машиным глазам он понял, что у него был какой-то странный вид. Глаза у нее сначала расширились, а потом сузились. Но она ничего не стала комментировать. Только вдруг перешла с ним на ты.

— Переоденься и сядь! — сказала она Аркадию с неизвестно откуда взявшимися материнскими нотками в голосе. — Я все остальное сделаю сама. — Она кинула ему комок чистой одежды. Он отвернулся и влез в свои рабочие хлопчатобумажные штаны, затянув веревку на талии туже чуть не на пять сантиметров. «Кто хочет похудеть, того надо сюда!» — подумал он. Вся операция продолжалась чистого времени один час тридцать семь минут, как он сам записал во вкладыше к истории болезни, в листок, заполняемый анестезиологом.

И вот теперь над Тиной уже хлопотала Мышка, а он сидел рядом перед наполовину опустошенным стаканом коньяка и чашкой кофе и в сотый раз прокручивал в голове весь ход операции. «Неужели же я что-то сделал не так?»

Он рад был бы успокоить себя, но мучительная неизвестность дальнейшего беспокоила его все больше и больше.

Аркадий вздохнул. Червь беспокойства снедал его. «Дело за патологоанатомом, надо просто ждать!» — сказал он себе и закрыл глаза. Тина под присмотром Маши дышала на аппарате ровно, спокойно. Аркадий наконец позволил себе немного расслабиться.