Паутина - Майкл Джудит

Вместо ответа он взял ее руку, в очередной раз поразившись такой проницательности. Он почему-то уверовал в то, что женщина, потерявшая память, будет с трудом улавливать подтекст сказанного и разбираться в мотивах поведения человека, привыкшего к недомолвкам. Сейчас Макс ловил себя на мысли, что подсознательно боится ее, ее интуиции.

— Извини, — ответил он. — В последнее время я строил планы, касающиеся и тебя тоже, но мне не хотелось выкладывать их сразу. Мне казалось, резкие перемены могут тебе не понравиться.

— Так иногда бывает. А о каких переменах идет речь?

— Это связано с моей работой. И с нашим домом.

Дойдя до конца дорожки, они свернули и направились вдоль обрыва. В двух шагах от них утес отвесно уходил вниз. Его склон был усеян низкорослым кустарником, пнями и серыми, словно помятыми валунами, едва выступавшими из земли. Через несколько минут они подошли к ограде из серого камня. За ней виднелась старинная каменная церковь, прямоугольной формы, со шпилем и без окон, с маленькой колокольней. Макс толкнул деревянную калитку, она отворилась, и они оказались в крошечном дворике, посреди которого росло огромное раскидистое дерево. Вдоль каменной стены тянулись могилы с надгробными плитами, отшлифованными за многие столетия природой. Они присели на скамеечку под деревом, Макс обнял Стефани за плечи и поцеловал в затылок. Они молчали. Но сидеть на одном месте было для него непривычно, поэтому, слегка отстранившись, он посмотрел на нее.

— Ты ведь здесь раньше бывала.

— Да, об этом месте мне рассказал Робер. Здесь хорошо думается, приговаривал он. Макс, расскажи, что это за место.

— Я и не знал, что Робер имел в виду именно его. А церковь заперта?

— Да.

В тени дерева царили прохлада и покой, ни единый звук не нарушал тишину.

— Здесь есть где спрятаться, — пробормотал он. — Если, конечно, не считать того, что выбраться отсюда невозможно.

— А нам что, нужно прятаться? — В воцарившейся тишине было слышно, как у Стефани вырвался нетерпеливый вздох. — Так куда ты отправил картины?

— На склад в Марсель.

— Зачем?

Озираясь, он вдруг увидел мужчину в кожаной куртке, черных рабочих штанах и черной шляпе с опущенными полями. Тот как раз входил во двор. Встретившись взглядом с Максом, он кивнул, не спеша подошел к каменной стене и стал смотреть поверх нее вдаль, на крыши Кавайона.

— Давай вернемся. — Взяв Стефани за руку, Макс вывел ее через деревянную калитку на тропинку, и они двинулись к дому. По дороге он то и дело оборачивался. Они проходили мимо каменных стен с высокими воротами из кованого железа. За воротами были видны сложенные из камня дома посреди обширных садов с фонтанами, статуями и исполинскими деревьями. Залитые солнцем камни на фоне голубого неба, казалось, сами излучали свет; лепестки роз бросали на них золотые и розовые блики, а листья платанов — темно-зеленые, почти черные. Гармония чистых и мягких красок окружающей природы растрогала Макса до слез. Обернувшись, он увидел, что на тропинке сзади никого нет, но он так и не смог расслабиться. Ускорив шаг, они достигли своего дома.

— Я сейчас отправляю кое-что из вещей на склад, чтобы потом их переслали на новое место.

— Ты что, собрался уезжать? Но почему? Мы что, уезжаем из Кавайона?

— Сабрина, мы ведь уже говорили об этом. О тех местах, где ты еще не бывала, где еще красивее, чем здесь. Пора нам посмотреть другие страны и города… С какой стати ограничивать себя только этим Богом забытом уголком?

— Я так не думаю. Мне нравится Кавайон, здесь ведь мой дом. Это единственный дом, который у меня есть.

— У тебя будут и другие. Мы с тобой сами об этом позаботимся.

— Мне не нужны другие.

— Может получиться так, что выбирать тебе не придется.

Стефани вырвала руку.

— Нет, я буду выбирать сама. — Они подошли к воротам, и Макс хотел было уже войти.

— Может, постоим здесь? Почему обязательно нужно идти?

Он взял ее за руку.

— Ближе к дому я чувствую себя спокойнее.

— А я нет, — Стефани задумалась о Леоне: вот они ласкают друг друга под сенью деревьев неподалеку от Сен-Сатюрнина, вот завтракают на солнечном берегу Сорг, а река лениво катит мимо них свои воды; вот проезжают на велосипедах мимо причудливо переплетенных побегов виноградников, сгибающихся под тяжестью гроздьев. Леон был для нее свежим воздухом, солнечным светом, серебристым серпом луны, теплой, влажной землей. А когда они бывали вместе, они были словно плоть от плоти земли, черпая силы у нее и друг у друга. Макс — это совсем другое. Это — недомолвки, замкнутость, тайные козни, искусственность. Макс не был плотью земли, потому что чувствовалось: он полон решимости заставить ее служить себе.