Дневники принцессы - Кэбот Мэг

Но когда я после уроков позвонила домой из телефона-автомата, который висит в школьном вестибюле, и спросила у мамы, можно ли мне переночевать у Московитцев, она начала:

– Миа, по правде говоря, твой папа надеялся еще с тобой поговорить, когда ты вернешься из школы.

Здорово, этого мне только не хватало.

Я сказала маме, что, хотя мне очень бы хотелось поговорить с ними, я очень беспокоюсь за Лилли. Псих, который названивал ей по телефону, недавно вышел из сумасшедшего дома. С тех пор как Лилли стала вести передачу на кабельном телевидении публичного доступа, этот тип, его зовут Норман, стал звонить к ней в студию и просить, чтобы она сняла туфли.

Доктор Московитц говорит, что Норман – фетишист, его фетиш – ступни, в частности, ступни Лилли. Норман присылает ей посылки на адрес передачи: компакт-диски, мягкие игрушки и все такое – и пишет, что пришлет еще, если Лилли всего лишь снимет обувь перед камерой. Лилли так и сделала, только потом она набросила себе на ноги плед и стала махать под ним ногами и кричать:

– Норман, псих, смотри, я разулась! Спасибо за диски, придурок!

Норман от этого так разозлился, что стал искать Лилли на улицах Гринвидж-Виллидж. Про то, что Лилли живет в Гринвидж-Виллидже, всем известно, потому что одну серию, которая имела успех, мы снимали на углу улиц Бликер и Ла-Гуардиа. Лилли позаимствовала в магазине «Гранд Юнион» этикет-пистолет и стала говорить всем подряд европейским туристам, которые толкутся в Нохо,^[10] что если у них на лбу будет этикетка с ценником «Гранд Юнион», то они смогут бесплатно получить в кафе «Дин и Делюка» порцию кофе с молоком. Как ни странно, довольно много народу поверило.

Короче, как-то раз несколько недель назад фетишист Норман подкараулил нас в парке и погнался за нами. Он размахивал двадцатидолларовыми купюрами и кричал, чтобы мы разулись. Это было довольно забавно и совсем не страшно, тем более что мы бежали как раз к командному пункту на углу Вашингтон-сквер и Томпсон-стрит, где шестая префектура поставила этот длиннющий трейлер, чтобы тайно следить за торговцами наркотиками. Мы пожаловались полицейским, что этот ненормальный хочет нас изнасиловать. Если бы вы видели, что тут началось! На Нормана набросилось человек двадцать полицейских в штатском, в том числе один старик, который вечно спал на скамейке, и я думала, что он бездомный. Норман вопил, но его скрутили и увезли в сумасшедший дом.

Все-таки с Лилли не соскучишься.

Как бы то ни было, родители Лилли сказали, что Нормана только что выпустили на свободу и что ей не надо больше над ним издеваться, потому что он просто несчастный больной человек с манией одержимости и, возможно, с шизофреническими наклонностями.

Лилли решила посвятить завтрашнюю передачу своим ступням. Она будет примерять перед камерой всю свою обувь, но ни разу не покажет босые ступни. Лилли рассчитывает, что это доведет Нормана до ручки и он выкинет что-нибудь совсем уж из ряда вон, например, возьмет ружье и выстрелит в нас.

Но я совсем не боюсь. Норман носит очки с толстыми стеклами, я просто уверена, что он в жизни никуда не попадет, даже из автоматического пистолета, который в этой стране может купить даже такой псих, как Норман, а все из-за совершенно безответственных законов, которые, как пишет в своем интернет-журнале Майкл Московитц, когда-нибудь приведут нашу демократию к краху.

Но маму это нисколько не тронуло. Она сказала:

– Миа, я, конечно, ценю твое стремление помочь подруге пережить трудный период, когда ее преследователь вышел на свободу, но я действительно думаю, что сейчас у тебя есть более серьезные дела дома.

А я ей:

– Какие такие дела?

Я-то думала, что мама говорит про кошачий туалет, а я всего два дня назад сменила в нем наполнитель. А мама:

– Я говорю о твоей ответственности перед отцом и мной.

Тут я чуть не упала. Ответственность? Ответственность?!! Кто говорит мне об ответственности – мама? Интересно, когда ей в последний раз приходило в голову забросить белье в прачечную, не говоря уже о том, чтобы забрать его обратно? Когда она в последний раз вспоминала, что нужно купить салфетки, или туалетную бумагу, или молоко? А ей хоть раз за все четырнадцать лет пришло в голову упомянуть, что я, возможно, когда-нибудь стану принцессой Дженовии?

И этот человек считает, что имеет право напоминать мне об ответственности?

Ха!

Я чуть было не бросила трубку. Но Лилли стояла почти рядом, она выполняла свое поручение – включать и выключать свет в школьном вестибюле, – и я решила не вести себя так, будто у меня крыша съехала, а если бы я бросила трубку в разговоре с мамой, то это был бы как раз тот самый случай. Поэтому я очень терпеливо сказала: