Паутина - Майкл Джудит

Он снял себе мастерскую в доме с винным магазином и мясной лавкой на нижнем этаже. Окна мастерской выходили на север и восток. Днем здесь было много света. Помещение оказалось достаточно просторным, чтобы вместить картины, над которыми он начал работу еще в Гу. Они поднялись по лестнице, он открыл ключом дверь и повернул выключатель. Стефани с порога увидела два своих портрета, которые он почти закончил еще в Провансе, а на другой стене — серию картин, которых еще не видела. Леон отступил в сторону, а она, подойдя поближе, принялась рассматривать их, медленно переходя от одной к другой.

Четко выписанные предметы чередовались на них с мазками, лишь намечавшими то, что хотел сказать художник, но сквозь причудливую цветовую палитру, напоминавшую абстрактную живопись, просматривалось то, что было присуще каждой картине: четверо детей, которые то играли, то сидели на месте, то прятались друг от друга, то поверяли друг другу какие-то тайны, то неслись куда-то.

— Конечно, со временем они станут еще абстрактнее, но в то же время будет более понятной главная мысль, — сказал Леон, пока Стефани не отрываясь продолжала разглядывать картины. — Но это только начало. — Он обнял ее за плечи. — Тебя что-то беспокоит?

— Здесь дюжина картин, и на всех изображены только дети.

— Ну и что?

— Мы с тобой никогда не заводили речь о детях.

— Да, конечно. Мы же еще только узнавали друг друга. К тому же у тебя был муж. Это не тот случай, когда торопят события.

— Но ты же никогда не говорил, что любишь и хочешь иметь детей. Я и сейчас не знаю, хочешь ты их или нет.

— Я всегда любил детей. Мне кажется, они по природе своей непредсказуемы и скрытны. Иной раз даже не знаешь, что и думать — настолько им удается сделать так, что чувствуешь себя лишним, но в то же время они довольно забавны и способны вызвать к себе симпатию, даже любовь. Почему ты смеешься?

— Да потому, что ты говоришь так высокопарно, как будто о внеземных существах. Дети ведь ничем не отличаются от нас, просто они ведут себя более непосредственно. Даже если они держатся скрытно, непосредственности в них все равно больше, чем у нас.

— Не понимаю, что ты хочешь этим сказать.

— А то, что им хочется, чтобы их понимали. — Она подошла поближе к висевшим в ряд картинам, прикрепленным к стене кнопками. Казалось, она настолько поглощена ими, что разговаривает сама с собой. — Они дают подсказки окружающим, чтобы те удерживали их от чего-то такого, что им самим кажется неправильным. Клифф вот нарочно сделал так, чтобы я наткнулась на радиоприемник и другие вещи у него в комнате. Он даже не удосужился спрятать…

Она медленно обернулась. Она была бледна как полотно, в глазах застыло испуганное выражение, как у человека, внезапно проснувшегося от яркого света.

— А кто такой Клифф? — спросил Леон.

— Не знаю. Мне кажется, это мой… сын.

— А, может, брат?

— Ах… Да, наверное… Но тогда он должен быть намного моложе.

— И это было бы в порядке вещей. — Он привлек ее к себе. Она уткнулась лицом к нему в шею так, что он чувствовал, как у нее вырываются короткие, прерывистые вздохи, чувствовал, как дрожит ее тело. Мало-помалу она перестала дрожать, и, почувствовав, как она слегка отстранилась, он разжал объятия.

— А что, если это мой сын?

— Тогда наша с тобой жизнь сильно осложнится. Хотя, мне кажется, довольно скоро этот вопрос прояснится. По-моему, сейчас ты начинаешь припоминать все больше подробностей из своей прошлой жизни, правда?

Она горестно всплеснула руками.

— Да, но это обрывочные воспоминания. Если и припоминаю, то лишь кое-что.

— Но из этих обрывочных воспоминаний ты мало-помалу вспомнишь все, что было в прошлом. В один прекрасный день все эти события займут свои места, словно осколки мрамора, из которых художник составляет мозаику. Пока что каждый из них, взятый сам по себе, важен, конечно, но не имеет никакого практического значения, и вот вдруг он становится частью единого и рассказывает, что за этим стоит. Ты веришь в то, о чем я сейчас говорю?

— Да. — Она на самом деле верила тому, что слышала от него. Настанет день, когда она, наверное, все вспомнит.

— Но мы не позволим никаким привидениям или фантазиям вмешиваться в нашу жизнь, — сказал он и снова поцеловал ее. — Мы сами будем строить ее по своему разумению, встречать возникающие трудности такими, какие они есть, и преодолевать их. Мы с тобой еще поговорим о детях, потому что, конечно, я хочу, чтобы у нас были дети. Раньше не хотел, а теперь хочу, и, наверное, именно поэтому я и написал все эти картины. Бывает, что я вижу свои мечты на бумаге и понимаю: они приходили ко мне в голову раньше. А что ты об этом думаешь?