Паутина - Майкл Джудит

— Она что, замужем? — не выдержал он. — У нее есть дети?

Сабрина словно окаменела. Рука ее бессильно повисла вдоль тела; она словно качнулась в сторону от него. Губы ее приоткрылись, но тут же вновь сжались. Она была не в силах выговорить ни единого слова.

Стефани шевельнулась, и Леон склонился над ней.

— Любовь моя, любовь моя…

Она открыла глаза. Она не видела ничего, кроме его лица.

— Леон? Мне показалось, что здесь была Сабрина. Я увидела ее и все вспомнила… столько всего… просто сил не было вытерпеть, так все это было больно. А что, разве ее тут нет?

— Сабрина? Но, любовь моя, ведь это ты — Сабрина.

— Нет, ее зовут Стефани, — сказала Сабрина.

Стефани повернулась на эти слова. У нее вырвался сдавленный крик. Она с усилием высвободилась из рук Леона, и они с Сабриной бросились друг другу в объятия.

Два одинаковых заплаканных лица прижались друг к другу, сестры обнялись так крепко, что, казалось, сольются в одно целое. Они еще долго сидели так — без движения, обнявшись и не говоря ни слова. В доме царила безмолвная ночная тишина — было слышно лишь, как шелестят и капают на пол одна за другой слезинки.

Леон тихонько отошел в сторону и через арку прошел в библиотеку. Оставаясь незаметным, в тени, он видел, что сестры по-прежнему сидят на диване. Даже теперь он не верил собственным глазам: две изумительно красивые женщины, похожие одна на другую как две капли воды, вплоть до изгиба рук и пальцев, до дрожащих ресниц закрытых глаз и голосов, которыми они шептали свои имена, признаваясь друг другу в любви.

Стефани, подумал он. Ее зовут Стефани. Но Макс называл ее Сабриной, да и все мы тоже. И еще они говорили на английском. Но так, как говорят не в Англии, а в Америке. Без видимых усилий и акцента, Сабрина …да нет же, ее зовут Стефани… разговаривала с сестрой по-английски. Американка, мелькнула у него мысль. Бот бы никогда не подумал!

— Я люблю тебя, — сказала Сабрина. — Я не могла смириться с тем, что тебя больше нет. Я так скучала.

Лежа в объятиях сестры, Стефани задрожала.

— Я ничего не помнила про тебя. Вспоминала вещи, других людей… так, обрывочные, бессвязные воспоминания и мысли, но про тебя — ничего. Я люблю тебя, я люблю тебя, но я ничего про тебя не помнила. Но почему? Ах, Сабрина, столько всего случилось! Неужели нам с тобой удастся когда-нибудь во всем разобраться?

Сабрина засмеялась, но голос у нее дрожал.

— Начнем с самого начала. Но не сейчас. Давай пока не будем начинать этот разговор, давай просто побудем вместе…

— Нет, нам надо поговорить. Надо. Я же лишилась всего… ты знала об этом? Все это было так ужасно: такое впечатление, что бредешь словно в тумане, а вокруг — ничего, только…

— …пустота, — добавила Сабрина. — Я знала об этом, когда думала о тебе, ничего больше нет, только страшная…

— …пустота. Да, так все и было. Я знала, как называются окружающие меня вещи, узнавала, на каких языках говорят люди вокруг… странно, не правда ли? Хотя, может, и нет. Кто-то из врачей сказал мне, что я подавляю мысли о себе, потому что со мной случилось что-то вроде раздвоения личности, и я стала терзаться болью или чувством вины… — Они с Сабриной быстро переглянулись, и Стефани поспешила переменить тему. — Так что про саму себя я ничего не помнила. — Ничего. — Хотя… вообще-то, наверное, кое-что все-таки помнила, потому что мне всегда казалось странным, что меня зовут Сабрина. А потом Леон написал мой портрет, портрет, на котором я была изображена в двух лицах, и, посмотрев на него, я почувствовала себя такой счастливой… — Она покачала головой. — Не могу поверить. Все возвращается на круги своя. И как будто ничего и не было. Но я же ничего не знаю про тебя. Чем ты занималась, что случилось… Ой! Пенни и Клифф! Ты их видела? Как они?

Последовала мимолетная пауза — даже сердце екнуть не успело.

— Да. Все в порядке. Да, ты права. Нам надо поговорить. Может, заварить чаю, как по-твоему?

— Ой, да, давай. Но не можем же мы остаться прямо здесь. Мне хочется все узнать. Давай пойдем на кухню. Ой, а как же Леон… — Стефани обвела комнату взглядом, ища его. — Леон?

— Да. — Он подошел к ней. В голове вертелась одна и та же мысль: Пенни и Клифф, Пенни и Клифф. Как-то раз она вспомнила эти имени и спросила, не ее ли это дети. — Что вам приготовить? Может быть, я заварю чай, а потом… — Совершив над собой усилие, он заставил себя продолжать. — …оставлю вас наедине.