Экзотические птицы - Степановская Ирина

Барашков и Люда засмеялись.

— Ну, давайте начнем отмечать! У меня шампанское есть! — пригласила Тина. — Пойдемте! Вот и елка! А он пусть освоится сам!

Барашков схватил тяжеленную сумку и попер в кухню.

— Давай выгружай! — скомандовал он.

— Ой, что вы, зачем? — удивилась Тина.

— Да не для тебя это, для собаки! — сказал он и стал выгружать прямо на пол пакеты с крупой, чтобы варить сенбернару суп, целый тюк картошки, огромный пакет мясных косточек из специального магазина и на всякий случай пакет сухого корма.

— Давайте шампанского выпьем! — беспомощно взывала Тина, видя, как покрывается грязными пятнами ее недавно вымытый пол. — Я здесь сама все разберу!

— Выпьем, давай бокалы!

Бутылка шампанского была откупорена в секунду, раздался хлопок, вино, пенясь, грянуло вниз.

— С наступающим! — Зазвенел хрусталь, переплелись звонкие голоса.

— Спасибо тебе! — обнял Тину Барашков.

— Да ты что! Тебе спасибо! — ответила она.

— Аркадий! Go home! — поволокла Барашкова к двери Людмила. — У нас из-за этой собаки дома еще шаром покати! Ладно дочка к друзьям уйдет, а так — просто стыд и позор!

— Да посидите еще! — жалобно сказала Тина.

— Нет, правда не можем, — как бы извиняясь, улыбнулся Аркадий. — Надо дома хоть салат какой-нибудь соорудить, а то времени уже черт знает сколько!

Тина смотрела на эту суетящуюся и одевающуюся в коридоре пару и думала, хотела бы она сейчас идти домой с Барашковым вместо Людмилы. И ответила себе: «Нет, пусть все остается на своих местах. И хорошо, что так все вышло».

— Ну, Лорд, пока! — Люда выглянула из коридора в комнату. — Смотри! Смотри! — вдруг захохотала она и потащила Барашкова за рукав. Заглянул и он.

Место, где сидел Лорд, не изменилось. Он не сдвинулся ни на сантиметр. Но поза! Его поза! Он уже не сидел с печально опущенной головой, а лежал, занимая собой целый прикроватный коврик. Голова его покоилась на лапах, глаза были все так же опущены, но брови тревожно и просительно подрагивали, будто собака хотела сказать: «Ну, вы там собираетесь, я это знаю. Но, может быть, будет лучше, если я с этого коврика никуда не пойду? Мне этот коврик подходит. Я, пожалуй, остался бы здесь. Если позволят…»

— Да оставайся, Сеня, оставайся! — сказала Тина и в первый раз осторожно погладила его по спине.

Барашков с женой на цыпочках, чтобы не привлекать внимание собаки, прошли по коридору и с облегчением закрыли за собой дверь, а сенбернар остался на коврике, и вид у пса был такой, будто он размышлял: «Они думают, что я не заметил, как они смылись. Пусть думают. Но эта женщина, кажется, добрая. Хорошо меня угостила… — Тут с ладони Тины опять исчез кусочек колбаски. Мысли пса потекли дальше: — Здесь пахнет мышами… В общем, знакомый животный дух».

— Сеня ты Сеня! Бедолага мой! — уже безбоязненно гладила его Тина. — А может, надо было назвать тебя Чарли? Нет, это было бы предательством! — Она тут же отогнала от себя эту мысль, подошла к столу и, взяв клетку с мистером Ризкиным, поднесла к боку сенбернара. — Это твой друг. Приучайся потихоньку, — сказала она, но собака не повернула морду. — Не сразу, конечно, но привыкнешь! Ко всему привыкают!

Тина вздохнула, задумалась о чем-то, присела рядом с собакой на пол. Мистер Ризкин освоился быстрее всех и заботливо начал чистить задние лапки. Собачья шерсть приятно грела Тине больной бок. Стрелки часов медленно двигались к наступлению последнего часа уходящего года. Вдруг Сеня тоже вздохнул, повернулся на бок и вытянулся на коврике поудобнее.

В фешенебельном доме, принадлежащем московскому правительству, собирались гости.

— О! Только все свои! — говорила по телефону, расхаживая . по квартире в нарядном брючном костюме, хозяйка дома. — Обе дочки с мужьями, обе внучки с куклами, — лучезарно улыбнулась она, сверкнув новыми зубами и по дороге с удовольствием взглянув в зеркало. Хозяйку было невозможно узнать. Ее прежние голубые волосы Мальвины были надежно выкрашены в золотисто-русый цвет, который необыкновенно шел к ее новому лицу. Гладкая нежная кожа, практически без морщин, была покрыта ровным загаром; двойной подбородок бесследно исчез, шея высилась из выреза костюма дорической колонной. Приехавшая с опозданием старшая дочь, по ряду обстоятельств впервые увидевшая мать после операции, не могла скрыть своего удивления:

— Мама, ты выглядишь лучше меня!

— И меня! — сказала подошедшая младшая.