Дрянь такая! - Мельникова Ирина

Конечно, я могу позвонить и пригласить Тамару. Домработница бывает у меня через день, сегодня она у Риммы. Но та ждет каких-то важных гостей, которых к ней привезет издатель, поэтому забот у Тамары выше головы. Того гляди, обратятся ко мне за помощью, потому что в последний момент выяснится, что именно моих рук не хватает, чтобы навести последний глянец. Но пока таких сигналов не поступало, и я с чистой совестью отправилась сначала в душ, а потом на кухню.

И тут зазвонил телефон. Конечно же, это Сережа. Я всегда точно знаю, что звонит именно он, а не кто-то другой. Не ошиблась и на этот раз.

— Нюша, — раздался его голос в трубке, и я, как это бывает всякий раз, когда слышу голос мужа, засмеялась. Причем я совсем не обижаюсь на «Нюшу», хотя у соседки через дом от нас так зовут кошку.

— Отчего веселимся? — деловито спросил муж. Ну, как ему объяснить, отчего? Скорее, оттого…. Оттого, что я люблю его, и мы славно провели ночь в своей постели и сегодня, и вчера, и позавчера…. Оттого, что он так здорово целуется…. Оттого, что он самый замечательный мужчина на свете…. Оттого, что выглянуло солнце…. Оттого, наконец, что он позвонил, когда я этого не ожидала.

— Нюша, — сказал строго Сережа. Он знает, только так меня можно заставить говорить о серьезном, — не сердись, но я сегодня не приеду на обед. Меня срочно вызывают на севера. Нужно будет до самолета подработать кое-какие документы. Приготовь мне дорожный комплект и два костюма: светлый и серый в полоску, остальное, как обычно. В семь вечера я заеду за вещами.

— Надолго уезжаешь? — настроение у меня упало. И Сережа понял это по моему голосу.

— На недельку, не больше. Успокойся, — голос его звучал ласково. Я представила, как он улыбается… Господи, дорого бы я дала, чтобы он сейчас оказался на кухне. Уж я бы своего не упустила.

— Я боюсь, что ты опять явишься к самому отъезду. — Сказала я ворчливо. — Опять будем собираться впопыхах, а потом неделю дуться друг на друга, потому что в спешке я обязательно что-нибудь забуду. Или у тебя в который раз поменяются планы.

— Нет, не поменяются, — сказал он твердо. — Сказал на неделю, значит, на неделю, и ни днем больше.

— Ладно, не сердись, — опять засмеялась я, — все соберу и приготовлю, как просишь. Но только Римма обидится. Ты забыл про гостей?

— Нет, не забыл. Я ей позвоню, извинюсь. Надеюсь, ты повеселишься за меня и за себя. Только смотри, американцы — хлопцы шустрые! Не заметишь, как влюбишься!

— Сережа! — произнесла я с укоризной. — Во-первых, я — патриотка, во-вторых, у меня уже есть хлопец русского производства.

— И как этот хлопец? Ничего себе?

— Ничего? Как ты смеешь такое говорить? — притворно ужаснулась я и произнесла громким шепотом такое, отчего пришел черед ужаснуться ему.

— Нюша! Надеюсь, Татьяны нет рядом?

— Нет ни Татьяны, ни этой лохматой заразы. Вовсю наслаждаются летом.

— Понятно! Опять что-то натворили? — догадался по моему слишком жизнерадостному тону Сережа. И заспешил. — Прости, нет времени на разговоры. Меня ждут на совещании. Но я тебе перезвоню… — Он отключил телефон, и я некоторое время слушала короткие гудки, хотя знала, что в ближайшие два часа звонка не дождусь: ровно столько продолжались совещания в его конторе.

Но только я называю его организацию «конторой». На самом деле, это — представительство крупнейшего в России Таймырского медно-никелевого комбината, расположенного за Полярным кругом, где десять месяцев зима, остальное — лето. Продукция его идет нарасхват, как внутри страны, так и за рубежом. Сережа говорит, что подобных комбинатов во всем мире раз, два и обчелся, а он знает, что говорит. Мой муж вот уже пять лет возглавляет представительство Таймырского комбината, поэтому и крутится, как белка в колесе, и дома живет меньше, чем в командировках.

Но я его прощаю, потому что всякий раз, когда он возвращается домой, мы переживаем свой очередной медовый месяц, и это компенсирует многое. И лишь по одной причине, чтобы не тосковать о нем, я занимаюсь массой дел, которые выгодны, прежде всего, тем, кто ими не хочет заниматься в силу разных обстоятельств: зачастую из-за собственной неразворотливости, несообразительности, а бывает, из-за откровенной лени. Тем самым я заставляю быстрее течь время, которое словно останавливается, когда Сережа уезжает от нас с Танькой.

Один раз в неделю я работаю в поселковой библиотеке. Поселок — комбинатовский. Здесь живут сотрудники представительства и пенсионеры, отработавшие на северах по двадцать и больше лет. Дома выстроены по особым проектам, но очевидного дисбаланса в застройке не наблюдается, что так характерно для подобных поселков, выросших вокруг города в последние десять лет. Здесь нет восточных дворцов и боярских теремов, нет уродливых железобетонных мавзолеев и кирпичных псевдоготических замков…

В нашем поселке выросло уже больше двух сотен скромных двухэтажных коттеджей, деревянных или кирпичных по выбору хозяина. Но в каждом имеется сауна и бассейн, подземный гараж на две машины и хозяйственные постройки во дворе. Северяне большие любители натурального хозяйства. Поэтому по утрам нас будят крики петухов, звон молочных струй о дно подойников, и рожок пастуха, собирающего местных буренок в стадо.

Но у нас, наверное, единственный в поселке дом на два хозяина и, по сравнению с другими, маленький, общий с Риммой огородик, где растут, в основном, лук, редиска, необходимая для стола зелень да клубника, под которую отведено несколько грядок. Но большую часть тоже общего двора занимают цветники и посадки декоративных кустарников. Сада у нас нет, но часть усадьбы находится в лесу, пихты и березы растут прямо за домом, а лесными цветами, и папоротниками заросли все маломальские полянки между деревьями.

Идея общего двора и огорода принадлежит Римме. Ее прямо-таки хлебом не корми, дай посидеть между грядок, полюбоваться торчащими из земли, острыми, как копья древних воинов, стрелками лука, кучерявой петрушкой, зонтиками укропа. Она любит сорвать листик мяты или сельдерея, размять их в пальцах, и вдыхать этот запах, от которого, как она уверяет, пропадают головные боли, а мозги настраиваются на творческий лад.

Я ей не перечу. Вывожу в коляске во двор и оставляю в беседке, на полянке или между грядок. Она сидит в широкополой шляпе под кружевным зонтиком. Его изготовили на заказ по картинке из модного журнала начала прошлого века. Впрочем, сама Римма тоже напоминает мне дореволюционную даму, нечаянно попавшую в наше время. Тонкие черты ее лица безупречны, взгляд слегка высокомерен, но не из-за вздорности характера, отнюдь нет. Так она смотрит на незнакомых людей, потому что более всего на свете боится, что ее примутся жалеть.