Тетрис с холостяками - Мазаева Ирина

Эллочка лишь пожала плечами, разглядывая стол с парочкой салатиков из ближайшего супермаркета, копченой курицей и початой бутылкой коньяка из запасов Малькова.

– Ты что, отшила телохранителя Окунева? – сформулировала Маринка свою мысль точнее. – Окунев же совсем перепугался. Он думает, что ты его теперь засудишь. Это же он виноват – понтов вагон и маленькая тележка, гоняет на своем джипе и на дорогу не смотрит. Он думал, сунет тебе пару купюр по-тихому, ты и исчезнешь с его горизонта. А теперь на заводе шухер. Бегает его адвокат. Драгунову посадили всю прессу прочитывать – все боятся, что ты скандал в СМИ раздуешь.

– В каком смысле – Окунев испугался? – удивилась Эллочка, разливая коньяк. – Так это он меня задавил? – наконец дошло до нее. – То-то я думаю, рожа у мужика знакомая была...

– О боже! – всплеснула руками Маринка. – Так ты что – ничего не поняла? Конечно, Окунев. Тебе так несказанно повезло, Элка, ты даже не представляешь, как. Выборы ведь на носу. А он собирается баллотироваться в законодательное собрание. Если ты сейчас устроишь скандал в газетах, то это на его репутации очень плохо отразится. Тебе и карты в руки. Проси у него, что хочешь. Хоть отпуск и поездку на Багамы. Он сейчас на все будет согласен. Выпьем за блестящие перспективы!

Они, чокнувшись, выпили. Эллочка хотела было что-то сказать, но Маринка ее опередила.

– Сейчас мы все придумаем! Проси у него машину, а? Знаешь, как клево на машине. Врубаешь пятую передачу и летишь по трассе. С опущенным стеклом, чтобы ветер...

– И высовываешь гладковыбритые ноги в окно, – вспомнила Эллочка розово-кадиллачный стандарт.

– Какие ноги?!

– Гладковыбритые. Эту ногу я побрила, а эту намазала «фэри».

– Что ты меня с мысли сбиваешь! – обиделась Маринка. – Я ей дело говорю, как Окунева на бабки развести, а она мне какой-то бред несет.

– Не хочу я Окунева на деньги разводить, – грустно сказала Эллочка и задумчиво отщипнула кусок копченой курицы.

– Правильно, – обрадовалась Маринка, – мыслишь верно. Пусть он Драгунову на пенсию спровадит. Ей ведь уже за полтинник. А тебя возьмет к себе в пресс-службу. Это и статус, и оклад. И Профсоюзник безраздельно твой. Видела я, как Драгунова после работы увозит его в неопределенном направлении. Старая уже, а все туда же – мужикам глазки строит. И когда только снюхаться успели?

– Марина, ау! Ты меня не слушаешь. Ничего я не хочу от Окунева. Ни денег, ни должности. Не собираюсь я ему карьеру портить. Мне ничего не нужно. И, послушай меня, – глазки у Эллочки заблестели, щечки раскраснелись, – есть ведь еще на свете такие понятия, как благородство, достоинство, гордость. Ты что, не понимаешь? Да, я нищая исполняющая обязанности редактора в маленькой газетке, одинокая и неприметная женщина под тридцать со всеми вытекающими из этого последствиями. Но у меня есть своя гордость, и я не пойду унижаться к какому-то богатому выскочке ради жалкой подачки.

– Ну... – воинственно протянула Маринка, набирая в легкие воздух, чтобы пойти в атаку.

Но на сей раз Эллочка не дала ей высказаться:

– Пусть я не приспособленная к жизни. А ты? Ты младше меня на каких-то пять лет, а такое ощущение, что у нас разница в целое поколение. Меня уже тошнит от твоего стремления ко всему приспосабливаться, использовать все и всех в личных целях. Много ты поиспользовала Данилку? Долго он тебя выдержал? Ты думаешь, кому-то нравится, чтобы его использовали?

– А Данилка ко мне вернулся! – обиженно вставила Маринка, и Эллочка едва сдержалась, чтобы не ляпнуть, почему.

– Но если ты будешь продолжать в том же духе, то он снова уйдет, – сказала она и смутилась, решив, что перебрала со своей атакой на подругу.

– А я-то думала, ты мне подруга... А ты меня, оказывается, осуждаешь! Сама меня слушает, моими советами пользуется и меня же осуждает. Какая благородная натура!

– Прости, Мариночка, – тут же пошла на попятную Эллочка. – Я совсем не хотела тебя обидеть. Но я, правда, не хочу ничего у него брать. Не нужно мне ничего. Может, я уволюсь, может, останусь в газете, и Драгунова найдет редактора, а я снова буду корреспондентом. Но, по крайней мере, я сама себя уважать буду.

Маринка озадаченно почесала голову. И решила перевести разговор на другую тему.

– Знаешь последнюю новость? Кривцов наш в истовом желании перебдеть заказал отделу компьютеризации отследить всех итээровцев, кто и сколько времени проводит в Интернете и, главное, на каких сайтах. Думал, он поймает половину завода на тайной переписке с зарубежными заводами по производству бумагоделательного или нефтехимического оборудования. А выяснилось, что львиная доля инженеров и технологов висит часами на порносайтах. Причем, знаешь, кто лидирует?

– Пупкин?! – ахнула Эллочка, вспомнив темноту фотолаборатории.

– Почему Пупкин? Твой Бубнов. Всех переплюнул.

Минут двадцать на весь дом смеялась Эллочка счастливым смехом свободного человека.

А по Интернету галопом скакали деревянные лошадки с профсоюзными билетами.

– А почему ты решила, что Пупкин? – удивилась Маринка.

– Ах, – закатила глазки Эллочка, – я же тебе не рассказывала... – И срочно поведала, как она узнала страшную тайну Пупкина.

Теперь двадцать минут хохотала Маринка.

– Ну, Элка, ты даешь! Это в ту пятницу было? Я же тоже была в фотолаборатории. Я тебя искала, и мне сказали, что ты к Пупкину пошла. Тебя не застала, а «страшную тайну» видела. Не Бубнов это. Слишком много ты про него думаешь.

– А кто?!

– Кто? Сам Пупкин. Он сам себя фотографирует. Потом ретуширует. И не голый он на фотографиях, просто с обнаженным торсом. Ты удрала, а я с ним мило побеседовала. Он мне показывал свои фотографии двадцатилетней давности. А наш Пупкин, оказывается, еще тот красавчик был! Бедный, до сих пор смириться не может, что ему уже не двадцать. И не смейся, как еще мы свою старость переживать будем. А ты – боеголовки! Стареть человеку страшно.

Эллочка расчувствовалась.

– Мариночка, – она быстро разлила коньяк, прижала к себе Маринку, – обещай мне, что мы никогда не будем старыми...

За полночь, после того как подруги успели сбегать еще за одной бутылочкой коньячка и благословенно ее прикончить, Маринка ушла, и Эллочка тут же выкинула из головы все сказанное ею: Окунева, предстоящие выборы и возможность «развести его на бабки».

Но не тут-то было. На следующий же день, с утра пораньше, Эллочкин мобильный телефон зазвонил и призывно завибрировал. На дисплее высветился незнакомый номер, и Эллочка сонно-недовольным голосом отозвалась:

– Алло...

– Здравствуйте. Элла Геннадьевна?