Золотой мираж - Майкл Джудит

Его голос был почти лишен — выражения, но Эмма уловила гордость — больше в голосе, чем в самих словах. Почему Брикс гордился отцом, который не обращал на него внимания? Но ей не хотелось сейчас разбирать Квентина, пока ей не станет ясно, гордится ли Брикс своим отцом на самом деле или нет.

— Он производит хорошее впечатление, — сказала она.

— Точно. — Некоторое время они гуляли молча. — Ему нужно, чтобы что-то происходило, ты понимаешь, чтобы всегда что-нибудь да случалось; тихая жизнь его убивает. Каждый год он становится богаче, чем был, и важнее, и у него с каждым годом все — больше власти, в общем — лучше и больше. Будь по-другому, для него это как смерть — он мне сам говорил. Он всегда с кем-то соревнуется.

Эмму вдруг осенила мысль, что Брикс рассуждает о самом себе, говоря об отце, что в этом они одинаковы, и что Брикс действительно им гордится и постарается быть похожим и во всем другом, может быть, и в том, что не так уж и хорошо. Но она позволила этой мысли уйти: ей так не хотелось пытаться ее удержать. Густое бормотанье Брикса, так близко у ее уха, гуд корабельных двигателей, который, казалось, проходил по ним дрожью, все еще не исчезавшее тепло от коньяка, который она едва пригубила, все словно вынуждало ее открыться этой мягкой ночи, перестать думать и просто чувствовать.

— Ты изумительна, когда слушаешь, — заявил Брикс. Он взял руку Эммы и положил ее на сгиб своей, так, что какая-то часть его тела оказалась прижатой к Эмме. — Знаешь, я тебе рассказывал о Эйгер Лэбс, там. Обычно это не так уж здорово работать на своего старика, но мы действительно работаем вместе, я хочу сказать, он доверяет мне, и все больше; я вице-президент компании и она скоро станет моей, когда ему надоест, или он купит еще несколько других. — Он помедлил. — От него многому можно научиться; он на голову выше остальных, он всегда превосходит их и по делам и по мыслям.

— Ты похож на него, — сказала Эмма.

— Знаю. Ты должна посмотреть на его фотографии — в моем возрасте — как близнецы. Иногда меня это пугает, как будто я — это не я, а просто его копия. — Он остановился и развернул Эмму к себе. — Мне нравится говорить с тобой. И имя твое нравится. Эмма. — Он произнес это мягко, словно лаская слово своим голосом. — Эм-м-ма. Как будто мурлыканье. Наверное, его можно напевать вместе с дыханием, даже когда говоришь о чем-то другом. И ты так красива. Я просто смотрю на тебя и произношу твое имя: как это может быть? Господи, да ты краснеешь. Я и не думал, что девушки еще это умеют. Тебе нечего стесняться: я очень искренен. Искренен и галантен.

Эмма поискала в его лице насмешку, но не нашла. В тусклом свете тени обозначили впадины на его щеках, высокие скулы, и резкие линии его носа. Ей нравилось на него смотреть, нравилось наблюдать, как он говорит. Ее привлекал его рот, полные чувственные губы, которые, казалось, обещали таинственные удовольствия, и его глаза, черные, как океан, или как зеркала, которые ничего не отражают.

Он снова пошел, увлекая Эмму за собой. Захваченная врасплох, она споткнулась, и его хватка стала крепче.

— Будь рядом. Я не хочу тебя потерять.

Эмма поплыла вслед за ним, шаг за шагом. Вот что значит быть богатой: встречаться с такими людьми, как Брикс и его отец, и жить такой же жизнью, как они.

— Вся штука в том, — сказал Брикс, — что когда ты растешь сам по себе и никто на тебя более или менее не обращает внимания, то начинаешь понимать, что именно нужно делать, чтобы выжить. Я понял это уже давно и теперь мне никто не нужен; не то, чтобы со мной грубо обращались — просто я был сам по себе.

Я могла бы сделать так, чтобы ты нуждался во мне, подумала Эмма. Я могла бы сделать тебя счастливым.

Через минуту до нее дошло, что Брикс сказал нечто странное. Зачем он говорил, что не хочет терять ее, а потом, почти сразу после, что ему никто не нужен? Она уже открыла рот, чтобы спросить, но затем прикусила губу. Когда-нибудь я спрошу, подумала она, не теперь; теперь ей не хотелось разгонять все чары.

Он был так красив, и так много знал, а когда он произнес ее имя, подержав его во рту, словно изысканное вино, то оно прозвучало для нее совсем по-другому, и она подумала, что и она сама другая, какая-то новая, и только из-за Брикса. Ему двадцать четыре года, и он знает больше, чем любой парень его возраста. Он знает все о плавании в батискафе на Каймановых Островах, и о том, как ездить на мотоциклах по Уэлшу; он ходил на лыжах в Гштааде и спускался по склонам в Аспене; он ездил на велосипедах среди виноградников Испании и летал на шарах в Бургундии, и участвовал в гонках на катерах в Монако, и ездил верхом по тосканским холмам. Казалось, не было ничего такого, чего бы он не пробовал, и Эмма слушала его с тоскливым чувством, что ей никогда его не догнать, потому что, что бы она ни делала, Брикс всегда будет далеко впереди, более умелый и знающий, и опытный, чем она может надеяться когда-либо стать.