Не ходите, девки, замуж! - Веденская Татьяна

– Да уж, – вздохнула я.

– Ладно, он здесь все грызет. Тут хоть не жаль, чего тут – снесут, и все. А вот в новой хате жаль будет, если он сожрет ремонт, – продолжал сетовать Аркаша.

– Да когда она будет, эта твоя новая хата, Чегевара уже подрастет и станет тише, – успокоила его я, но он только с удивлением на меня посмотрел и развел руками.

– Думаешь, он утихнет за месяц? – удивился Аркаша.

Но еще больше удивилась я.

– Месяц?

– Ну да. Мы переезжаем в эту башню около дороги, – продолжил он, стихая и тушуясь под моим изумленным взглядом.

– Что? В башню? А я что – тут останусь? – таращилась на него я.

– Так вам чего, ордер не присылали? – окончательно запутался он.

Но оказалось, что переезд, которого мы все ждали столько лет, все-таки не обошел меня стороной. Просто мои жильцы, которым было уже на все наплевать в связи с разрывом договора аренды и с собственным, кажется, разрывом тоже, забыли мне передать письмо. Повестка, которая была датирована еще сентябрем, одиноко и грустно пылилась на полочке под зеркалом в коридоре. Заваленная глупыми рекламами с предложениями похудеть (объедаясь до обмороков), сделать большую грудь (даже тем, у кого ее вообще быть не должно), вставить пластиковые окна (новые окна в НАШЕЙ пятиэтажке – определенно, самое время), одинокая желтая бумажка еле дождалась меня. Я стояла посреди собственного коридора, смотрела на нее и молчала, оглушенная открывающимися перспективами.

– Сносят? – переспросила я Аркашку, стоящего позади меня в дверях. – Нет, правда?

– Ну вот, теперь нам точно есть чего отпраздновать! – с восторгом подвел итог Аркаша. И его лицо засияло такой счастливой улыбкой, что я не смогла устоять. Мы отменили моих жильцов. Они, конечно, не были довольны, ибо последние сорок-пятьдесят минут провели в душной маршрутке, пытаясь преодолеть расстояние в пару-тройку километров. Перспектива потратить это время впустую их практически привела в бешенство, но мы быстро отбились, заверив их, что, если они пройдут мимо нашего дома днем, они поймут, что им вообще просто повезло, что они не сняли тут квартиру. Еще приплатят нам за то, что мы соскочили. После этого мы сгоняли в стекляшку, взяли еды (что мой папа счел совершенно неэкономным), банку растворимого кофе и красного вина для меня. Пить водку я все-таки не хотела, представляя себе, как посмотрит на меня потом, по возвращении домой, Владимир, с которым почти две недели мы вели осторожную молчаливую осаду.

Утеряв остатки и без того хрупкого доверия, я получила по полной программе его вежливость, услужливость и старание ничем не вызвать у меня дискомфорта. Иногда, глядя, как он улыбается, хотелось вцепиться ему в лицо ногтями и завизжать. Но я ограничилась тем, что временно перестала возвращаться в нашу не совсем супружескую спальню, предпочитая оставаться в гостиной. Владимир жест оценил и еще шире улыбался, демонстрируя в действии наши прекрасные отношения и еще более прекрасные зубы. Букмекерам уже можно было бы начать принимать ставки на то, кто кого первым порвет на ленточки от бескозырок, мы были уже крайне близки к началу открытых военных действий, хоть я не совсем понимала, в чем конкретно они могут выразиться.

Мама его уехала, осыпав Мусяку поцелуями, а меня благодарностями. Она произнесла какую-то странную, не совсем понятную по смыслу речь, из которой следовало, что она заранее прощает Владимира за все, что он обязательно ей сделает, но просит все-таки помнить, что она его родила. И не без мучений вывела в люди, хоть он это и отрицает. На что Владимир только поднял бровь и ехидно поинтересовался, не о двадцать восьмом ли она говорит (что бы это значило?), и если об этом, то надо было бы задуматься, когда она садилась в поезд и шла на Москву. Маргарита Владимировна покраснела как рак и скрылась в машине такси. Конечно же, ни один не объяснил мне, о чем речь.

Кстати, за три дня ее визита стало ясно, что моя так называемая свекровь ничуть не более открытая или разговорчивая, чем ее сынок. На все мои вопросы, почему же у них с сыном все-таки столь дикие отношения, свекровь пространно отвечала, что, мол, на все воля божья, а он, Владимир, еще поймет, как был не прав. И прибежит на поклон, но только как бы не было поздно. Годы-то бегут, а она-то, Маргарита, не самого крепкого здоровья. Да с таким-то сыном.

– Но что конкретно произошло? – пыталась я ставить вопрос ребром.

Она только многозначительно улыбалась и лила слезы. Это она могла делать по первому требованию.