Триумф нежности - Макнот Джудит

Рамон раздраженно вздохнул:

— Так или иначе, но ссуда была возвращена. Я помню, как отец сказал мне об этом.

— Не имеет значения, что сказал тебе этот старый черт! Она не была возвращена. Сам Сидней Грин подтвердил это.

Рамон лязгнул зубами, и его подбородок задрожал от гнева.

— Ты позвонил ему?!

— Ну да. Ты же сам велел мне не терять больше времени на просмотр бумаг, Рамон, — напомнил Мигель, отступая под яростным взглядом Рамона.

— Черт бы тебя побрал! Я не давал тебе права звонить ему! — взорвался Рамон.

Откинувшись назад, он ненадолго прикрыл глаза, очевидно, борясь со своим буйным нравом. Когда он заговорил снова, его голос звучал обычно:

— Даже когда я был в Сент-Луисе, я не позвонил ему. Он знал, что я в затруднительном положении, и, если бы хотел помочь мне, связался бы со мной там. Он воспринял твой звонок о старом долге как жалкую уловку с моей стороны и, наверное, очень повеселился. Девять лет назад, когда у него ничего не было, кроме рубашки на теле, он уже был самонадеянным ублюдком. Представляю себе, каким он стал, добившись успеха.

— Он по-прежнему самонадеянный ублюдок, — сказал Мигель. — И он никогда не возвращал ни цента. Когда я Сказал ему, что попытался найти записи, свидетельствующие о возврате долга, и не нашел их, он ответил, что уже слишком поздно подавать иск.

Рамон слушал это с циничным весельем.

— Он прав, конечно. Это было моей обязанностью — проверить, возвращены ли деньги, и, если нет, предпринять законные действия, прежде чем истечет время.

— Ради Бога! Ты дал человеку три миллиона долларов, и он отказывается вернуть их тебе, после того как стал миллиардером с твоей помощью. Как ты можешь оставаться в бездействии?

Рамон пожал плечами:

— Я не «давал» ему деньги, я ссудил их ему. Я сделал это не по доброте душевной, а только потому, что продукт, который он мог выпустить, высокого качества и должен был принести высокую прибыль. Это был деловой вклад, а вкладчик несет ответственность за свои деньги. К несчастью, я не обнаружил, что инвестором оказался я, а не корпорация. Что касается Грина, то в его отказе возвращать деньги сейчас, когда ничто его не вынуждает в правовом отношении, нет ничего оскорбительного — он просто заботится о своих собственных интересах. Таков бизнес.

— Это не бизнес, а грабеж! — горько возразил Мигель.

— Нет, просто хороший бизнес, — холодно объяснил Рамон. — Я полагаю, после того как Грин сообщил тебе, что не собирается выплачивать деньги, он передал мне наилучшие пожелания и «глубокое соболезнование» по поводу моего печального состояния.

— Ни черта подобного! Он попросил передать тебе, что если бы ты был хотя бы наполовину таким находчивым, каким все тебя считают, ты бы потребовал свои деньги много лет назад. Он сказал, что если ты или кто-нибудь, представляющий тебя, свяжется с ним хотя бы еще один раз, пытаясь вернуть деньги, ему придется натравить на тебя всю свою компанию. После этого он бросил трубку.

Безразличие исчезло с лица Рамона, он положил ручку.

— Он, что, с ума сошел? — спросил он с беспощадной мягкостью в голосе.

— Он… он сказал все это, а потом бросил трубку.

— Теперь это становится плохим бизнесом. Рамон немного помолчал, его рот дернулся в слабой ироничной усмешке, затем он резко потянулся и нажал на кнопку селектора. Когда Элис ответила, он продиктовал ей семь имен и семь телефонных номеров, чтобы позвонить в семь различных городов, раскинутых по всему миру.

— Если я вспоминаю условия ссуды правильно, — произнес Рамон, — я ссудил ему три миллиона под какие-то проценты, которые возрастают при невыплате в срок.

— Правильно, — сказал Мигель. — Если он брал ссуду на год, то процент составлял восемь, и тогда он был тебе должен около 3 240 000 долларов.

— Сегодня выплата составляет семнадцать процентов, и он должен за девять лет.

— Формально, юридически, он должен тебе более двенадцати миллионов долларов, — сказал Мигель. — Но это не важно. У тебя нет возможности получить их.

— Я даже не собираюсь пытаться, — любезно заметил Рамон. Его глаза были устремлены на телефон: он ждал, когда прозвучит первый трансатлантический звонок.

— Тогда что ты хочешь делать?

Брови Рамона взлетели насмешливо вверх.

— Я собираюсь преподать нашему другу Грину урок, который он должен был выучить много лет назад. Это то, о чем говорили древние.

— И что же говорили древние?

— Они говорили, что, когда ты взбираешься по лестнице успеха, не следует нарочно наступать на руки других, потому что, может быть, они тебе понадобятся, когда ты будешь на пути вниз. Никогда не наживай себе лишних врагов, говорили они. И этот урок будет ему стоить двенадцать миллионов долларов.

Как только раздавался звонок, Рамон нажимал на кнопку телефона, в который был встроен громкоговоритель, так что Мигель мог слышать обоих собеседников. Несколько бесед велось на французском, и Мигель отчаянно пытался уловить их смысл — он плохо знал французский, которым Рамон владел свободно. Тем не менее после первых четырех звонков Мигель сумел понять, что происходит нечто поразительное.

Все, с кем беседовал Рамон, были главными владельцами компаний, которые использовали краску, производимую фирмой Грина. Все они были заинтересованы в сотрудничестве и поэтому слушали с изумлением, когда Рамон кратко объяснял, что он собирается сделать. Когда очередной разговор близился к концу, каждый спрашивал, может ли он что-нибудь сделать, чтобы помочь Рамону в его «сложной ситуации», и в каждом случае Рамой вежливо отклонял предложение.

— Рамон! — взорвался Мигель, когда в половине четвертого завершился четвертый разговор. — Любой из этих людей мог вытащить тебя из этого финансового омута, в котором ты оказался, и они все предлагали помощь.

Рамон покачал головой:

— Вежливая формальность и не более того. Они предлагают помощь, понимая, что я отклоню их предложение. Это хороший бизнес. Видишь ли, — сказал он с тенью улыбки, — мы уже выучили тот урок, который преподается мистеру Грину.

Мигель не смог сдержать радости:

— Если я понял эти беседы правильно, завтра в парижской прессе появится сообщение, что главный производитель автомобилей отказывается от краски Грина, которая облезла с испытательной машины, и будет использовать какую-нибудь другую.

Рамон подошел к бару и наполнил бокалы для себя и для Мигеля.

— Это не так уж смертельно для Грина, как тебе кажется. Мой друг в Париже уже давно сказал мне, что решил выступить против краски Грина, потому что она слишком дорогая. Именно я и свел его с Грином девять лет назад. Постепенное отслоение краски стало возможным, потому что при ее нанесении фабричным персоналом моего друга были допущены ошибки, но он, конечно же, не поставит об этом в известность прессу.