Дрянь такая! - Мельникова Ирина

— Но они гнались за мной, а потом выскочили навстречу…

— Не надо в одиночку ездить по ночам, тем более, на дорогой машине. — Прервал меня Клим. — Это еще хорошо, что так обошлось. Молодняк, дурная кровь в голову ударила. Решили с тобой наперегонки погонять. А если б кто посолиднее встретил? Такие машины — лакомый кусок для грабителей.

— С чего ты взял, что это молодежь? — спросила я. — Я знаю, как ездит молодежь! Из всех окон высовывались бы пьяные рожи. Гогот, свист, мат, бутылки пивные об асфальт и вдребезги… Здесь же он словно крался за мной, и из окон никто не выглядывал.

— Ладно, не нагоняй! — сказал, словно отрубил Ворошилов. — Кому ты нужна, чтобы тебя выслеживать? С какой стати?

— Клим, не считай меня за дуру, — огрызнулась я, — но с тобой я не собираюсь обсуждать этот вопрос. Спасибо тебе за помощь, но свои проблемы я решаю сама.

— Ты нашла себе дворника в помощь? — вкрадчиво спросил Клим. — Или он твой давний любовник? Знаешь, это оригинально. Наверно, никто из твоих подруг не может похвастаться любовником дворником. На экзотику потянуло? И как он? Лучше твоего Сережи?

— Ты не можешь удержаться от гадостей? — я поднялась с кресла. — Какое право ты имеешь задавать такие вопросы? Я не собираюсь перед тобой оправдываться, отчитываться и вообще тебя не касается, что происходит в моей семье и со мной.

— Прости, — он потянулся через стол и взял меня за руку. — Присядь, что ты выставила свои колючки. Я хочу тебе помочь.

— Я не нуждаюсь в твоей помощи, Клим, — сказала я и освободила руку. — Я не понимаю, что тебе от меня нужно? Ты хочешь мне помочь, и тут же оскорбляешь меня. И в чем конкретно ты хочешь мне помочь? Заметно разве, что я в чем-то нуждаюсь?

— Не знаю, как тебе это объяснить, — он снизу вверх посмотрел на меня и раздраженно произнес: — Да сядешь ли ты, наконец?

Я подчинилась. А Клим обхватил голову руками.

— Я сам не понимаю, что происходит. Я ехал домой, в родной город, но радости не испытывал. Я не знал, осталась ли ты в городе, или уехала, но я тебе клянусь: этой встречи я не хотел. Я просто ее боялся. Боялся увидеть тебя сытой, довольной жизнью и собой. Но когда встретил Галину Филипповну, и она сказала, что ты ее соседка, я все забыл. Я помогал дядьке, у него сломалась машина, но все бросил, и, в чем был, помчался к тебе.

— Зачем?

— Кто бы мне подсказал, зачем? — голос его звучал тоскливо. — Я бы сейчас все отдал за то, чтобы вернуться на десять лет назад. Чтобы ты поняла, как я тебя любил. Прости меня, я не понимаю, как получилось. Ты сопротивлялась, а у меня словно башню снесло. Я не хотел ничего плохого, но, когда меня бьют, я зверею. А ты ударила меня по лицу.

— Ты меня изнасиловал, Ворошилов! По черному изнасиловал. Я плакала, умоляла тебя. Но ты меня не пожалел. Оказывается, причина в том, что я съездила тебя по физиономии. И теперь хочешь, чтобы я все простила, тебя пожалела? Ты меня растоптал, унизил, а я должна понять тебя и все забыть? Нет, не получится! Ничего я не забыла, и никогда не забуду! — Я чуть не кричала. Мне хотелось, но я побоялась завопить в полный голос: мешала близость дома. — Уезжай! И не появляйся мне на глаза! Много вас таких подонков по мою душу!

Клим поднял голову и в упор посмотрел на меня.

— Это связано как-то с дворником?

— Причем тут дворник? — вовсе окрысилась я. — Он-то как раз пришел мне на помощь. Местный бандюган привязался. Милехин. Суворов говорит, что он положенец. Как я понимаю, главный над всей бандитской сволочью!

— Милехин? — Клим достал сигарету из лежавшей рядом пачки, щелкнул зажигалкой, но не прикурил. Его взгляд потяжелел. — Если положенец, это серьезно. Как он на тебя вышел?

— Как? Да вот этак! Приметил на стоянке возле кафе, увязался следом, я от него оторвалась, но он меня все-таки выцепил. И тоже устроил догонялки. Едва ушли. Если бы Суворов не взялся меня проводить, до дома я бы не доехала.

— Милехин угрожал тебе?

— Нет, поначалу просто пытался познакомиться. Поросячье рыло, моллюск толстопузый, глазки мне строил… А потом я его обозвала, он и взбеленился. Гнались за нами почти до поворота на птицефабрику.

— Как ты его обозвала?

— Мочило вонючее, и как-то еще, уже не помню!

— Ну, вот, — усмехнулся Клим, — а еще удивляешься, почему он разозлился! — Он перегнулся через стол так, что его лицо почти вплотную приблизилось к моему лицу.

Я отпрянула назад, а он опять усмехнулся.

— Что ж, ты так меня боишься? А ведь я только хотел спросить, где ты нашла этого дворника? Почему вернулась домой в его штанах? Куда подевала свою одежду?

— Не твоего ума дело, — снова огрызнулась я. — Нашла и нашла! Чего забеспокоился? О моей нравственности печешься? Ты о своей позаботься. Римму не обмани, издай ее книги.

— Римму я издам независимо от того, как сложатся наши с тобой отношения. Она пишет замечательные книги, и я сделаю все, чтобы раскрутить ее на Западе. Я ведь не знал, что она инвалид, мне об этом только в Москве сказали. Я сам вышел на Ромашова, когда узнал, какие он чудеса творит в своей клинике даже с самыми безнадежными больными.

— Спасибо тебе, — мы отошли от щекотливых тем, и я снова позволила себе быть вежливой. — Что говорит доктор? Я знаю, он сегодня ее осматривал. Какие прогнозы?

— Говорит, что встречал и хуже, но у Риммы Витальевны очень сильные воля и желание снова встать на ноги. Поразительной красоты женщина, умна, талантлива. Кажется, доктор увидел в ней не только пациентку.

Я улыбнулась.

— Уже заметила. Оба цветут и глаз друг с друга не сводят. Но я боюсь, что он подаст ей надежду, и уедет. Он — здоровый, красивый мужчина. Совсем еще молодой… Наверно, не стоит ему кружить Римме голову. Она — умница, и все понимает, но безответная любовь может ее сломать. Ты поговори с доктором. Может, его ухаживания всего лишь ловкий трюк, чтобы возбудить у пациента интерес к жизни? Я не слишком прислушивалась к его болтовне с Суворовым. Но он что-то говорил о том, что любовь, бывает, излечивает быстрее, чем медикаменты и процедуры.

— Не знаю, я в это не верю. Любовь, морковь… Не излечивает она, скорее опускает! Я еще могу поверить, если люди взаимно любят друг друга. Но что-то не встречалась мне взаимная любовь.

— А ты разве не женат?

— А что женитьба предполагает взаимную любовь? Ты это хочешь сказать? Или по своему опыту судишь? Надеюсь, у тебя с твоим инженером любовь взаимная? Горячая, как кипяток? Он тебя веселит в постели?

— В отличие от тебя, он не ломает мне руки и ноги, — произнесла я сквозь зубы, — а остальное тебя не касается. Сережа любит меня, и это самое главное. И я ни на кого его не променяю!

— Какая пылкая речь! Кажется, ты пытаешься убедить меня в том, в чем сама сомневаешься?