Светлая полночь - Стоун Кэтрин

— Или, — тихо проговорила Джулия, — умереть.

— Да, — согласился Джейс. — Мы могли бы умереть все вместе.

И она могла бы умереть с Уинни, Эдвином и бабушкой, если бы посещала кладбище в зимние месяцы, когда погрузилась в беспросветное отчаяние. Однако Джулия его не посещала.

Шампанское ее матери не позволяло ей этого делать.

Действительно ли она обязана тем, что выжила, алкоголю? Или за этим крылось нечто более глубокое? Нечто такое, в чем проявилась ее суть?

Да, размышляла Джулия. Эта суть, этот дар, полученный от бабушки, — надежда, любовь, оптимизм.

Имелось ли все это в Джейсе? Было ли в нем заложено что-то такое, что помогло ему выжить даже в те самые страшные месяцы?

Нет. У него все иначе. Он просто не мог умереть. Он должен выполнять обещания. Выполнять свой долг перед больными, солдатами, тяжелоранеными, самыми слабыми из больных. И нарушенное им обещание, данное Грейс, будет постоянно его преследовать.

Джулию не терзало столь мучительное чувство вины. Однако…

— Если бы я однажды пошла за покупками и пообещала бабушке и Уинни вернуться через час, но задержалась бы на два часа или больше, потому что облака были такие золотистые в лазурном небе, что я потеряла чувство времени, а в это время лопнула бы газовая труба и они умерли, я бы, вероятно, в последующем осознала, что на самом деле в этом не было моей вины. Но я чувствовала бы себя ответственной. И знаете что, Джейс Коултон?

Нет, он ничего не знал в этот момент, кроме того, что она очаровательна.

Блики луны на ее лице были нежно-золотистыми, ее собственная звезда светилась в ее лавандовых глазах, щеки казались розами на снегу, а взлохмаченные после сна волосы напоминали черный бархат полуночного неба.

Продолжая смотреть на нее, Джейс увидел также и другие цвета — настоящий клад драгоценных камней, которые сверкали и переливались на ее блестящих черных волосах. В свете аквамариновой луны сверкали изумруды и сапфиры. И аметисты, сошедшие с фиолетово-лиловых мерцающих звезд. И еще рубины, множество рубинов, которые отмечали полет летящих алых саней.

Если бы он сейчас повернулся к небу, увидел бы он волшебное небо Уинни? Да. Да, увидел бы.

Но Джейс не повернулся. Ибо настоящее волшебное чудо находилось перед ним.

— Что? — шепотом спросил он наконец.

— Вы сказали бы мне, что я настрадалась достаточно, достаточно наказала себя и настало время простить себя, тем более что, сказали бы вы, и бабушка и Уинни простили бы меня, да и вообще меня не винили бы. — Когда Джулия наклонила голову, драгоценные камни исчезли. Однако лаванда, роза и снег остались. Осталась магия. — Разве вы не сказали бы мне это?

— Да. Но…

— И потом вы обняли бы меня. И потанцевали бы со мной…

Именно она, милая и энергичная, предложила ему свои лилово-голубоватые объятия.

И они стали танцевать, медленно покачиваясь в лунном свете этой светлой полночи. А затем Джулия слегка отстранилась, как это уже было в «Кентерфилдзе», чтобы можно было разглядеть его лицо.

И когда она увидела освещенное луной лицо Джейса, она произнесла слова, которые хриплым шепотом сказал ей тогда Джейс.

— В постель, — шепнула она, глядя в его темно-зеленые глаза. В них было желание и неуверенность. — Если ты не хочешь…

— Я хочу, Джулия. — «Я безумно, отчаянно хочу и нуждаюсь в этом…»

Еще больше ему необходимо было увидеть страшную открывающуюся бездну, ощутить жар поднимающегося из нее пламени, говорить ей об этом снова и снова, пока она не поймет, что может сделать бушующее пламя со снежными хлопьями.

И с ангелами.

Однако Джейс не видел адской пропасти между ними.

Он видел только лаванду, только розы, только снег.

Только ее.

А что видела Джулия? Черное пламя, тягостные мучения.

— Я не могу забеременеть, — тихо напомнила она.

— Я знаю.

Знаю и хочу — это эгоистическое желание должно было зажечь адское пламя, которое он не ощущал, дать ему почувствовать ярость скрытой бездны. Однако Джейс видел только ее. Щедрую, милую… чистую.

— Джейс?

— Я хочу тебя, Джулия. Гораздо сильнее, чем ты способна это представить. Скажи, сохранится ли этот твой порыв какое-то время?

— Нет.

— Нет?

— Нет, — повторила она спокойно и решительно. — И это вовсе не порыв.

«Это путь моего сердца от любви к потере, от печали к радости. Он завершился этой ночью, Джейс Коултон».

Глава 13

Это было внове для них обоих. Особенно для человека с таким большим опытом. И с полным отсутствием его. Джейс никогда не испытывал такого могучего желания. И одновременно такой потребности нежить и лелеять ее.