Рожденный очаровывать - Филлипс Сьюзен Элизабет

Ее слова будто срывали с нее одежду, прилюдно обнажая перед людьми. Блу оставила свои сказочные пейзажи и принялась создавать модернистские произведения, используя в работах машинное масло, плексиглас, латекс и битые пивные бутылки, горячий воск и даже собственные волосы. Преподаватели были в восторге. Но Блу понимала, что подобные вещи отдают фальшью, и в начале второго курса оставила колледж.

И вот теперь кухонные стены манили ее назад, в те волшебные места, где жизнь была проста, люди оставались на одном месте, где не было зла и случались только счастливые события.

Полная отвращения к себе, она вышла и уселась на ступеньках крыльца, чтобы полюбоваться закатом. Может, работа над детскими портретами и не вдохновляла ее, но она любила это занятие и могла бы легко приобрести солидную репутацию в одном из городов, где жила. Но этого не произошло. Раньше или позже она впадала в панику и понимала, что пришло время пускаться в дорогу.

Столбик крыльца был теплым под ее щекой. Солнце походило на сверкающий медный шар, низко висевший над холмами.

Она подумала о Дине и их поцелуе. Случись все в другое время... Будь y нее работа, квартира, деньги в банке... Будь он более ординарным...

Но все это несбыточные мечты, а она слишком долго жила из милости у чужих людей, чтобы вновь вернуться к подобному существованию и позволить Дину взять верх над собой. Пока она сопротивляется – власть в ее руках. Если сдастся – потеряет все.

Вдали послышался шум моторов. Приставив ладонь козырьком ко лбу, она посмотрела в сторону дороги. К ферме приближались две машины. Ни одна не принадлежала Дину.

Глава 11

Два спортивных автомобиля с тонированными стеклами остановились перед домом. Задняя дверца одного открылась, и оттуда вышел мужчина, одетый в черное. Его густые растрепанные волосы были пронизаны серебряными нитями, обветренное лицо покрывали мелкие морщинки: следствие многих долгих ночей, проведенных на тропе славы. Руки свободно висели по бокам, словно он каждую минуту был готов выхватить... не шестизарядный «кольт», а сверкающий микрофон, в руках с которым он покорял мир. Хорошо, что Блу уже сидела, иначе ее колени наверняка бы подогнулись. Но горло и без того перехватило так, что воздух не попадал в легкие.

Джек Пэтриот.

Позади захлопали дверцы машин, откуда высыпались мужчины в темных очках. Последней вышла длинноволосая женщина с сумочкой от модного дизайнера и бутылкой воды. Все они остались у машин.

Каблуки сапог Джека застучали по кирпичной дорожке, и Блу мгновенно превратилась в вопящую фанатку, из тех, что до боли в израненных пальцах сжимали сетчатую ограду, пытались прорвать полицейские кордоны, гонялись за лимузином или стояли на страже перед пятизвездочным отелем, молясь о счастье увидеть рок-идола. Вот только вместо того, чтобы вопить, она окончательно онемела.

Он остановился в нескольких шагах. В мочках ушей поблескивали маленькие серебряные черепа. Под манжетой черной рубашки с открытым воротом виднелся кожаный браслет с окантовкой из чеканного серебра. Джек приветственно кивнул:

– Я ищу Райли.

О Боже! Это сам Джек Пэтриот! Джек Патриот обращается к ней!

Блу поспешно вскочила и стала кашлять, со свистом втягивая в себя воздух, захлебываясь, задыхаясь. Джек терпеливо ждал. Серебряные черепа горели на солнце. Глаза Блу заслезились. Она прижала пальцы к горлу, пытаясь отдышаться.

Легенды рока с пониманием относились к переживаниям чересчур эмоциональных женщин, и Джек терпеливо ждал, оглядывая дом. Она стиснула кулак и ударила себя в грудь. Он наконец заговорил знакомым хрипловато-надтреснутым голосом, в котором все еще звучали отголоски родной Северной Дакоты.

– Не могли бы вы позвать Райли?

Пока Блу старалась прийти в себя, дверь открылась, и на крыльцо вышла Райли.

– Привет, – угрюмо пробормотала она.

– Что все это значит? – не повышая голоса, спросил он.

Райли глянула в сторону молчаливой свиты, окружившей машины.

– Не знаю.

Он потянул себя за мочку уха. Серебряный череп на мгновение исчез.

– Ты хотя бы понимаешь, как все тревожились?

Райли чуть приподняла голову.

– Кто?

– Все. Я.

Она снова принялась изучать носки кроссовок. Судя по виду, она ни на секунду не поверила отцу.

– Кто еще дома? – осведомился он.

– Никого. Дин уехал, а Эйприл ушла к себе в коттедж.

– Эйприл, – протянул он, словно воскрешая не слишком приятные воспоминания. – Собирай вещи. Мы уезжаем.