Истинные цвета - Мортман Дорис

Однако больше всего Изабель интересовали, конечно, произведения искусства. На серой стене в гостиной висел зимний пейзаж озера Мендота, подаренный Скай на день рождения. На черной стене красовалась картина, по полотну которой словно в беспорядке разбросали осколки фарфоровых тарелок. В проеме между окнами находилась работа кисти Дэвида Сола. Кроме того, повсюду были развешаны небольшие полотна других художников, отобранные Скай во время ее поездок.

По всей видимости, разлука ничуть не отдалила девушек друг от друга. Через считанные мгновения они вновь свободно смеялись и шутили, словно опять оказались в своей пещере на Риверсайд-драйв.

— А ты изменилась, — вдруг сказала Изабель. Повернувшись к столу, Скай принялась соскабливать оплывший воск со свечей, а потом объявила, что ее связь с Эзрой кончилась.

— Мы оба решили подлечиться, — сухо произнесла она. — В результате врач объяснил мне, что я хотела добиться от Эзры той любви и нежности, которую недополучила от своего отца. Его же врач сказал, что во мне он искал замену Соне. Я согласилась с тем, что мой отец меня любит. Пусть он проявляет свою любовь не так, как мне хотелось, но все же старается как может. А Эзра принял к сведению, что Соня ушла не из-за его недостатков, а из-за каких-то внешних причин.

— Значит, теперь вы оба совершенно здоровы, — заключила Изабель. — А что представляет собой Джулиан Рихтер?

— Он поразительный, Изабель, — тщательно подбирая слова, ответила Скай. — Гениальный. Загадочный.

— Не хочу казаться назойливой, но когда я смогу с ним встретиться?

— Ты действительно назойлива, и все-таки я организую тебе эту встречу, так как нуждаюсь в комиссионных.

Подавшись вперед, Изабель пристально посмотрела на подругу:

— По-моему, ты что-то скрываешь. Будем признаваться или поиграем в инквизицию?

— Наверное, я поступила бесцеремонно.

— Ты это о чем?

— Я показала ему некоторые твои работы.

— И какова была его реакция?

Скай снова занялась высохшим воском. Изабель терпеливо ждала.

— Твои работы будут представлены на его новой выставке.

— Что? — Сердце Изабель учащенно забилось, но отнюдь не от восторга. Она была в ярости. Встав со стула, она скрестила руки на груди и принялась расхаживать по комнате.

— Как же ты позволила ему выставить мои работы без моего разрешения?

— Я думала, ты обрадуешься. Он самый влиятельный дилер в Нью-Йорке. Ты ему понравилась, Изабель. Он захотел выставить твои работы, а я не хотела, чтобы он долго раздумывал.

— А надо бы — и ему, и тебе! — Изабель не сомневалась в своей правоте. Впрочем, Скай, конечно же, действовала из лучших побуждений. — Когда открывается выставка?

— Завтра вечером.

Схватив свою сумочку, Изабель ринулась к двери.

— Я хочу повидаться с Джулианом Рихтером. Я скоро вернусь.

Галерея Рихтера находилась на Мэдисон-авеню, между Шестьдесят шестой и Шестьдесят седьмой улицами. Изабель уже протянула руку к двери, как вдруг заметила в окне надпись: «НОВЫЙ СЕЗОН — НОВЫЕ ЛИЦА. НЬЮ-ЙОРКСКИЙ ДЕБЮТ ИЗАБЕЛЬ ДЕ ЛУНА, ФРЭНКА ПОНСА И ДЖЕЙМСА КАРСТЕРСА». Изабель смотрела на эти слова так, словно никогда прежде не видела свою фамилию. Посмотрев чуть левее, она заметила один из своих рисунков и вспомнила, при каких обстоятельствах его нарисовала. Это было тридцать первого декабря. Звонок Коуди поверг ее в полное отчаяние. Изабель включила свой любимый концерт Рахманинова, налила себе вина и как следует выплакалась. Затем разделась, снова плеснула вина и стала вспоминать об их страсти с Коуди. Глядя сейчас на свое творение, она внезапно покраснела. Хотя рисунок был несколько стилизован, действия изображенных на нем мужчины и женщины не оставляли сомнений — они страстно занимались любовью.

Смутившись, Изабель отвела глаза, решив все-таки попасть в галерею. К несчастью, дверь была заперта. Надеясь, что кто-нибудь откликнется, она громко постучала. Через несколько секунд дверь немного приоткрылась, и наружу выглянул какой-то старик.

— Меня зовут Изабель де Луна, — доставая свое водительское удостоверение, сказала девушка. — Я участница выставки.

Сторож отошел немного в сторону. Войдя в первый зал, Изабель замерла от переполнявшей сердце гордости. Она еще не видела, чтобы так демонстрировались ее работы: картины, написанные маслом, висели на одной стене, акварели — на другой, рисунки углем — на третьей. Работы были сгруппированы по стилю, так чтобы продемонстрировать различные тенденции в ее творчестве — от самых смелых до наиболее сдержанных.