Истинные цвета - Мортман Дорис

Скай, конечно, подозревала, что здесь что-то не так, а теперь получила фактическое подтверждение своим подозрениям. Несмотря на стойкое раздражение, ее всегда тянуло к Дюранам, это семейство было ей интересно. Отныне тайна раскрыта: Дюраны тоже дети тех, кто выжил. Родители Скай бежали из Европы после Второй мировой войны, а их предки покинули Испанию, будучи приговоренными к изгнанию.

Вся разница заключалась в том, что родители Скай перебрались в Америку, где можно было свободно исповедовать иудаизм, а предки Дюранов — в Новую Испанию, где притеснения на религиозной почве оказались такими же жестокими и тираническими, как в Испании при королеве Изабелле. Штраусы жили открыто, не скрывая свои еврейские корни. Предки Дюранов были обречены на двойную жизнь. Пятьсот лет под покровом тайны они передавали иудейские заветы из поколения в поколение.

Еще раз коснувшись могильного камня, Скай прочитала каддиш в память о Габриеле и всех тех, кто стал жертвой своего вероисповедания.

На обратном пути в Санта-Фе Скай размышляла, не поговорить ли ей с Мирандой и Луисом о том, чему она невольно стала свидетелем. Впрочем, надо сначала посоветоваться с Сэмом; если он сочтет недопустимым раскрывать чужую тайну, то она так и сделает. Хейзел Штраус умела хранить тайны.

Глава 24

Нью-Йорк

Сидя за рабочим столом и взбадривая себя третьей чашкой кофе, Нина читала статью о предстоящих выборах. Надо же, сколько грязного белья вытащили на всеобщее обозрение!

Просматривая остальные новости, Нина обратила внимание на крошечную заметку об открытии галереи Скай и задохнулась от возмущения, прочитав о том, что на первой выставке будут представлены работы Изабель де Луна.

— Надо же, какая неожиданность!

Однако настоящей неожиданностью для нее стало сообщение секретаря о том, что с ней хочет поговорить ее мать. Нина похолодела. Она не общалась с Мирандой много лет. Что ей понадобилось?

— Скай и Сэм Хоффман! — воскликнула она вслух. — Вот, наверное, в чем дело. — Нина вспомнила, что месяц назад прочла сообщение об их помолвке в «Нью-Йорк таймс».

Любопытство оказалось сильнее ее, и, затаив дыхание, она сняла трубку. Голос на противоположном конце провода принадлежал не Миранде, а некой Бринне Джонс. Нина тотчас вспомнила, что эта женщина отозвалась на ее объявление о поиске матери.

Так же как и другим отозвавшимся, Нина послала ей письмо с просьбой выслать подробности о брошенном ребенке и документы, подтверждающие родство.

Связываясь с людьми, Нина задавала им соответствующие вопросы. Вот и сейчас она спросила: когда родился ребенок? «22 февраля 1954 года». Где он был оставлен? «В мусорном ящике возле церкви Святого Франциска». В каком виде был оставлен ребенок? «Чистым и вымытым, завернутым в розовый свитер, с пуповиной, перевязанной шнурком от ботинка». У Нины задрожали руки. Только та женщина, которая дала ей жизнь, могла знать цвет свитера и то, что пуповина была перевязана шнурком.

Со смешанным чувством восхищения и трепета Нина заказала билеты на самолет, чтобы на следующий же день вылететь в Сан-Диего на встречу с Бринной Джонс.

В самолете Нина то воспаряла в надежде обрести реальную мать такой, какой она ее представляла, или даже лучше, то погружалась в пучину страха обмануться в своих ожиданиях. Не могла же она обзавестись матерью, которую не принял бы свет. Особенно сейчас.

Нина устала быть любовницей Энтони и решила стать четвертой и последней миссис Гартвик. Помешать этому могла лишь тень ее прошлого.

Бринне Джонс было уже пятьдесят три года, и чуть ли не каждый Божий день она занималась тем, что пыталась свести концы с концами. Она работала официанткой, барменшей, мойщицей посуды, горничной, заправщицей на бензоколонке — повсюду, где не требовались рекомендации или диплом об образовании. Она никогда не стремилась осесть где-либо, чтобы пустить корни, и не имела рядом близкого человека. Впрочем, пару раз в жизни она жила с мужчиной так долго, что сочла эти отношения романом. В большинстве своем она спала бог знает с кем в полупьяном бреду, так что наутро не помнила, что было ночью.

Она приехала в Сан-Диего два года назад, устав от суровых зим в Портленде. Прошло несколько месяцев, прежде чем она нашла работу и стала уборщицей на телестудии.

В перерывах между уборкой она заглядывала в зеленую комнату, посмотреть телевизор, перекусить датским хот-догом и выпить чашечку кофе. Удобно устроившись в кресле, Бринна не спеша перелистывала свежие газеты. Сначала просматривала заголовки, затем объявления о найме на работу, а уж затем переходила к рубрике частных объявлений.