Возраст любви - Стил Даниэла

— Ребенок жив, — повторял он, от души желая, чтобы это было правдой, и молясь про себя всем известным и неизвестным богам, чтобы все обошлось, чтобы с ребенком ничего не случилось и чтобы он родился живым и здоровым. И чтобы ничего не случилось с Амандой. Она и так перенесла слишком много, и Джек просто не допускал мысли о том, что все может оказаться напрасно. От напряжения его лицо тоже покрылось испариной, а слезы, стекавшие по щекам, падали на простыни, на сплетенные руки и на лицо Аманды, смешиваясь с ее слезами.

Они ждали. Потом в комнате неожиданно стало очень тихо, и в этой тишине раздалось громкое рыдание Аманды, которая поняла, почувствовала, что вот‑вот может случиться самое страшное.

А Джек ничем не мог ей помочь. Он только наклонился еще ниже и горячо заговорил о своей любви и о том, как он счастлив с ней. Про себя же Джек думал, что он будет делать, если Аманда потеряет ребенка. Как ему утешить ее и сможет ли он? Джек знал, чувствовал, что эта потеря будет невосполнимой и что, если это случится, из их жизни уйдет что‑то важное, что связало их крепче, чем привязанность и страсть.

Со страхом и трепетом они ждали, что же будет дальше, и вдруг услышали тоненький плач, который становился все громче, наполняя собой комнату.

— Он… с ним все в порядке? — слабым голосом спросила Аманда, открывая глаза. Она чувствовала себя так, словно ее только что пропустили через мясорубку, но сейчас она могла думать только об одном. — Он жив, доктор?

И врач, такой же потный и красный, как и она, поспешил успокоить ее.

— Отличный малыш, Аманда! — проговорил он, отдуваясь, пока акушерка перерезала и перевязывала пуповину. Потом они стали взвешивать малыша, и Джек, привстав со стула, заглянул за ширму, чтобы скорее увидеть сына.

Ребенок действительно был очень большим. Он весил девять фунтов и двенадцать унций — почти десять. Неудивительно, что ему было трудно появиться на свет. У него было красное сморщенное личико и большие голубые глаза, в которых застыло удивленное выражение пришельца из иного мира, впервые увидевшего нашу прекрасную землю.

Акушерки быстро обмыли ребенка, завернули в одеяло и положили рядом с Амандой, но ее руки все еще были пристегнуты, и она не могла обнять его. Джек первым взял малыша на руки и передал Аманде, как только медсестра расстегнула ремни. Аманда бережно приняла сына и прижалась щекой к его мокрой головке.

Глядя на них, Джек почувствовал, что плачет. Ему казалось, что ничто в мире не может быть прекраснее этой женщины, которую он так любит, и их сына, который стал для них нечаянным даром судьбы. Этот сморщенный младенец был живым воплощением их надежд на будущее, и Джек неожиданно почувствовал себя совсем молодым и бесконечно счастливым.

Широко улыбаясь, он снова посмотрел на сына и жену.

— Как он красив! — прошептала Аманда, поднимая на Джека взгляд. — И он будет похож на тебя. Он уже похож!..

— Надеюсь, что не во всем, — с глубоким раскаянием ответил Джек и наклонился, чтобы поцеловать их обоих. — Спасибо тебе, спасибо, моя родная… — добавил он, с трудом сглотнув застрявший в горле комок. — Спасибо тебе за то, что ты оставила его… что не послушалась меня, когда я, идиот, хотел от него избавиться.

— Не думай об этом, Джек… Я люблю тебя, — прошептала Аманда и неожиданно сладко зевнула. На часах было восемь утра, а их ребенку уже исполнилось десять минут.

— Я тоже тебя люблю, — сказал Джек, глядя, как веки ее тяжелеют и опускаются. — И еще раз — спасибо…

Вскоре Аманда заснула. Сиделка унесла ребенка в палату для новорожденных, а врачи принялись обрабатывать разрывы, которые Аманда получила во время родов. Все это время Джек тихо сидел рядом и смотрел на нее, совершенно ошеломленный, счастливыми глазами. И когда Аманду, продолжавшую крепко спать, перенесли обратно на каталку и отвезли в палату, где ей предстояло пролежать несколько дней, Джек был рядом с ней. Он ни на шаг не отходил от нее.

В палате его уже ждали Джен, Луиза и Пол. Они уже все знали и встретили его улыбками.

— Ну что ж, Джек, поздравляю! — первой сказала Луиза, протягивая ему руку.

И Джек обнял ее, радуясь, что все страшное осталось позади.