Капитан для Меган - Робертс Нора

— Боюсь, я не понимаю тебя, Кевин.

— Он… Он сделал так, чтобы тебя избили. — Голос Кевина звучал сбивчиво, взволнованный мальчик с трудом подбирал слова. — Я все слышал прошлой ночью, слышал, как ты разговаривал с мамой, и она сказала, что это ее вина, но на самом деле виноват я. Потому что он мой отец, и он это сделал, и теперь ты ненавидишь и меня тоже, и ты уйдешь.

— Ах ты, дурень бестолковый. — Под наплывом эмоций Натаниэль посадил мальчика себе на колени и хорошенько встряхнул его. — Ты выкинул этот фокус только потому, что я получил пару синяков? Неужели я похож на человека, который не может постоять за себя? Да те два слабака убрались от меня ползком.

— Правда? — Кевин всхлипнул и протер глаза. — Но все равно…

— Черт возьми, какие тут могут быть «все равно». Ты не имеешь к этому никакого отношения, и я бы устроил сейчас тебе такую встряску, чтобы все зубы повыпадали за то, как ты перепугал нас сегодня.

— Он мой отец, — сказал Кевин, задрав подбородок, — и это значит…

— Это ничего не значит. Мой отец был пьяницей, который ради своего удовольствия драл мне задницу шесть раз в неделю. Разве это делает меня похожим на него?

— Нет. — Слезы ручьем хлынули из глаз мальчика. — Но я думал, что больше тебе не буду нравиться и что ты никогда не останешься и не станешь моим отцом, как Холт для Алекса и Дженни Натаниэль бережно обнял рыдающего Кевина.

— Ты думал неправильно. — Он коснулся губами макушки мальчика, чувствуя, как любовь к нему теплой волной разливается по телу. — Я бы вздернул тебя на нок-рее, матрос.

— А что это такое?

— Потом покажу. — Нэйт покрепче прижал его к себе. — Тебе не приходило в голову, что я мечтаю о таком сыне? Что я хочу, чтобы ты и твоя мама стали моими?

— Честно? — уткнувшись лицом в грудь Натаниэля, едва слышно спросил Кевин.

— А что ты думаешь, зря я, что ли, учил тебя держать штурвал? Чтобы ты потом сбежал?

— Не знаю. Думаю, что нет.

— Я искал тебя, Кевин. И не только сегодня.

Тяжело вздохнув, Кевин положил голову Натаниэлю на плечо.

— Я очень испугался. Но потом появилась птица.

— Птица? — Вспомнив о чайке, Натаниэль огляделся по сторонам. Однако скалы были пусты.

— И я больше не боялся. Она оставалась со мной всю ночь. Она была здесь, когда бы я ни проснулся. И улетела вместе с другой птицей, но тут появился ты. Это мама сделала для меня?

— Возможно.

Кевин вздохнул еще раз — долгий, страдающий вздох заставил Натаниэля улыбнуться.

— Ну, думаю, я попал…

— Что ж, давай соберем вещи и вернемся назад. Надо уметь держать ответ за свои поступки.

Кевин подхватил рюкзачок и доверчиво протянул Натаниэлю руку.

— Болит? — спросил он, рассматривая лицо Нэйта.

— Еще спрашиваешь.

— А можно я потом посмотрю твои синяки?

— Конечно. У меня есть парочка просто потрясающих.

Натаниэль прочувствовал их все, когда они вскарабкались назад на тропинку и направились домой, вниз по каменистому склону. Однако это стоило того. Все эти толчки и болезненные уколы показались ему ничтожными, когда он увидел лицо Меган.

— Кевин! — Она рванулась через лужайку к нему навстречу, с развевающимися волосами и залитым слезами лицом.

— Давай же, — прошептал мальчику Натаниэль. — Она хочет обнять тебя.

Кивнув ему, Кевин оставил рюкзак и стремглав бросился к маме.

— О, Кевин… — Меган никак не могла обнять его так крепко, как ей хотелось, даже упав в траву на колени, тесно прижав его к себе, покачиваясь и рыдая от облегчения.

— Где ты его нашел? — шепотом спросил Натаниэля Трент.

— Высоко в скалах, сидел, спрятавшись в расселине.

— Боже мой, — вздрогнула Сиси. — Неужели он провел там всю ночь?

— Похоже на то. У меня было такое чувство… Не могу объяснить. И он оказался именно там.

— Чувство? — Трент обменялся взглядами с женой. — Напомни мне, чтобы я тебе когда-нибудь рассказал, как нашел Фреда, когда он был щенком.

Макс похлопал Натаниэля по спине.

— Пойду позвоню в полицию, поставлю их в известность, что мы его нашли.

— Он, должно быть, очень голоден. — Коко смахнула слезы и прижалась к Голландцу. — Пойдем приготовим ему чего-нибудь поесть.

— Доставишь их на кухню, когда она прекратит лить по нему слезы… — Его голос сорвался, и Голландец закашлялся, неумело это скрывая. — Женщины. С ними одна суета да маета.