Яблоки из чужого рая - Берсенева Анна

– Конечно, – кивнул он, хотя известие о том, что Маруся рисует картинки, ничуть его не обрадовало.

Лучше бы она и в этом не была похожа на свою маму.

В комнате, куда Маруся привела его смотреть картинки, царил такой же дремучий беспорядок, как и во всем доме. О том, что здесь живет ребенок, можно было догадаться лишь по очень незначительным приметам – больше всего по тому, что одежда, разбросанная по стульям, кровати и полу, была маленьких размеров. Одежды, впрочем, было немного, а игрушек или детских книжек не было вовсе.

Вместе с одеждой повсюду были разбросаны и рисунки. Маруся подняла с пола и положила на стол несколько листков.

– Вот это мои сегодняшние работы, – со взрослыми, явно мамиными интонациями сказала она. – Но я ими пока не очень довольна.

– Ты хорошо рисуешь, – похвалил Сергей, хотя рисунки были самые обыкновенные, какие рисует большинство детей в первое время после того, как к ним в руки попадают карандаши и краски. Матвей тоже в раннем детстве рисовал так живо и необычно, что Анюта думала, что он будет художником, но уже к школе это прошло у него навсегда. – А сколько тебе лет, Маруся? – спросил Сергей.

– Восемь.

– Ничего себе! – удивился он. – Я думал, пять или шесть.

– Просто я субтильная, – сообщила она. – Это мама так говорит. А бабушка говорит, что я недокормыш. И козье молоко заставляет пить. Но меня от него тошнит еще больше, чем от манной каши. Оно вонючее.

– А почему ты не в школе? – спросил Сергей. – Раз ты уже такая большая.

– Сегодня же суббота, – напомнила Маруся. – И к тому же осенние каникулы. Но в понедельник уже в школу, – вздохнула она; видимо, эта мысль не доставляла ей ни малейшего удовольствия. – Хотите, я вас нарисую? – предложила Маруся.

Сергей хотел только одного: уехать, пока не вернулась Амалия. Он еще надеялся, что это ему поможет.

Но в том, как Маруся говорила, улыбалась, смотрела на него, было столько нежного доверия, что он сказал, вздохнув:

– Рисуй, – и уселся перед нею на стул.

Маруся вскарабкалась с ногами на другой стул и, как все дети высунув от усердия язык, принялась что-то изображать карандашом на обратной стороне своего утреннего рисунка. Видимо, бумаги у нее было не в избытке.

– Дали Мурочке тетрадь, стала Мура рисовать, – улыбнулся Сергей.

– Как-как? – заинтересовалась она. – Это что, стихи? А про кого?

– Да можно считать, что про тебя. Ты ведь как раз Мурочка. А почему же ты этих стихов не знаешь, а, Маруся Климова?

– Я их никогда не читала, – пожала плечами она. И вежливо попросила: – Сергей, вы не могли бы мне их рассказать?

– Мог бы, – еле сдерживая смех, кивнул он. – Дальше там написано следующее: «Это козочка рогатая, это елочка мохнатая, это дядя с бородой, это дом с трубой…»

Он рассказал все стихотворение про Бяку-Закаляку кусачую, которую девочка Мурочка сама из головы выдумала, а потом сама же испугалась. Он знал эти стихи наизусть еще с тех пор, когда читал их Матвею в белорусском гарнизоне. Да он, можно сказать, на этих стихах, которые ребенок слушал с осмысленным восторгом, впервые и осознал по-настоящему, что любит своего сына; до этого тот вызывал у него в основном опасливое недоумение.

– Здорово! – восхитилась Маруся, дослушав до конца. – А кто автор?

– Автор Чуковский. Неужели никогда про него не слышала?

– Нет, – покачала головой Маруся.

– А про кого же ты слышала? – удивился Сергей. – Про Барто, например, или про Андерсена?

– Нет, – вздохнула она. – Понимаете… Это же, наверное, детские авторы, да? А мама говорит, что из ребенка незачем с рождения делать кретина, он вполне в состоянии сразу воспринимать настоящие книги.

– И какие же, интересно, книги она тебе читает? – спросил Сергей, изо всех сил стараясь, чтобы в его голосе действительно звучал только интерес, а не раздражение.

– Ну, она мне не очень-то читает, – смутилась Маруся. – Я ведь уже сама умею читать. Она мне просто дает всякие книжки, и я… читаю, – с некоторой запинкой сказала она.

– Так какие, какие? – настаивал Сергей.

– Ну, такие… разные. – Ясно было, что названий Маруся не запомнила. – Там была одна, которая называлась… что-то про листья. Хотя про листья в ней ничего нету. «Опавшие листья», вот! – обрадованно вспомнила она.

Сергей прочитал Розанова лет в тридцать. Тогда все взахлеб читали все, что раньше было запрещено, а в перестройку стало разрешено; он не был исключением. Этот философ увлек его, но не тронул: слишком отчетлив в нем был глубокий, до нездоровья, душевный выверт. Поняла ли Маруся хоть одно слово в «Опавших листьях», он спрашивать не стал. Ей, наверное, и без того неприятно было сознавать себя «с рождения кретинкой» оттого, что в восемь лет она не в силах понять «настоящую книгу». Появись сейчас Амалия, ей он высказал бы все, что об этом думает.

– Мурка, дорогая, – стараясь, чтобы голос звучал весело, спросил Сергей, – а почему у тебя в комнате такой пещерный беспорядок?

– Потому что у меня нет времени убираться, – ничуть не смутившись, заявила она.

– И чем же ты, позволь спросить, так сильно занята? – поинтересовался Сергей. – Особенно когда каникулы и на улице холодно?

– Ну, утром я рисую… Потом думаю… Потом опять рисую. Может быть, если я буду много рисовать, у меня будет получаться получше. Хотя вряд ли, – вздохнула она. – Мама говорит, что она талантливее, чем я, потому что я рисую просто так, что придется, а она запечатлевает то, что происходит у нее в подсознании. И вот вам же ее картины понравились, правда? – спросила она. – Раз вы их купили за такие огромные деньги.

– Правда, – ответил Сергей, с отвращением вспоминая картины, лежащие в багажнике «Вольво», и с еще большим отвращением думая о том, как можно было сказать подобное своему ребенку. – А между прочим, ученые установили, что человек думает гораздо лучше, если в это время не сидит на месте, а что-нибудь делает. Например, убирает в комнате. У него тогда кровь циркулирует быстрее, и поэтому мозги работают интенсивнее, – для убедительности добавил он: судя по всему, Маруся уважала умные слова.

– Правда? – недоверчиво спросила она. – А мама говорит, что одни женщины рождены для того, чтобы копошиться по дому, а другие – для того, чтобы работать на вечность. И что это никогда не получается вместе.

– Вот мы с тобой сейчас попробуем здесь убрать, и ты сама увидишь, как у тебя мозги быстро заработают, – не реагируя на очередной взрослый бред, вложенный в детскую голову, сказал Сергей. – Сначала соберем все твои рисунки и сложим их на стол. Потом соберем все твои вещи и сложим их в шкаф. И тогда поймем, что нам делать дальше. Мы это сделаем с тобой вместе, хотя я, как ты видишь, не женщина. Но мне моя мама рассказывала, – вдруг вспомнил он, – что когда она была такая, как ты, то жила в деревне. И там одна бабушка заставляла своего внука подметать в комнате, хоть он был и не девчонка. И приговаривала: «Кто не убирает, кто мусор плохо выметает, у того жена будет с бородой».