Истинные цвета - Мортман Дорис

Глубокие, сильные чувства, захватившие Филиппа прошлой ночью, стали для него тревожным сигналом. Он вовсе не верил в интимные отношения: в его жизни было не так уж много удачных примеров, поэтому он и сам не стремился к подобному.

В общем, от отца он усвоил: лучше иметь вещи, которые тебе принадлежат, чем самому стать чьей-то вещью.

Облачившись в защитный панцирь привычных уже умозаключений, Филипп продолжил поиски Изабель в доме и на террасе. Но стоило ему заметить ее на пляже, как все его бастионы вмиг рассыпались. Узкие полоски бикини, волосы забраны в пучок, на голове повязка из перекрученного жгутом платка. Боже, она занимается йогой! Он смотрел, как Изабель меняет позы, с изяществом танцовщицы превращая упражнения в своеобразные композиции отточенных движений, ловкости и грации.

Прошлой ночью он был поражен тем, как много у них общего: любовь к искусству, одинокое детство, независимость, темперамент.

А сегодня утром обратил внимание на то, что их отличает друг от друга. Если ее можно назвать поэмой, то уж он, без сомнения, проза. Он классифицирует и объясняет, рассуждает и холодно оценивает. Руководит огромным конгломератом средств массовой информации и испытывает трудности в выражении собственных эмоций. Он попросту спрятался за энергией и здравомыслием, не давая волю чувствам.

— Я по тебе соскучился, — сказал Филипп и нежно поцеловал ее в затылок.

Потянувшись за спину, она дернула завязки купальника, затем распустила волосы и развязала узелки бикини на бедрах.

Пока они занимались любовью на пляже в первых лучах восходящего солнца, Изабель захватил целый сонм ощущений. Каждой клеточкой своего тела она жадно принимала Филиппа и готова была еще больше отдавать в ответ. Ее влекло к Медине с самой первой встречи, и подсознательно она не раз воображала себе близость с ним.

Лежа рядом с ним на песке, она потом пришла к выводу, что их связывает не только секс. Ей нравится говорить с ним, смеяться, молчать. Но вот вопрос — любит ли она его? И знает ли она, что такое любовь?

Большую часть дня они провели на пляже. Позавтракав, расположились в шезлонгах под огромными зонтиками. Изабель взяла с собой блокнот и принялась рисовать Филиппа. Это занятие настолько ее поглотило, что она не сразу заметила его беспокойство.

— Не любишь, когда разглядывают твое тело? — удивилась она. — Осмелюсь заметить, на меня оно произвело самое благоприятное впечатление.

— Как ты относилась к отцу? — внезапно спросил он.

— Я его любила, — коротко ответила она.

— Даже после того как его обвинили в убийстве твоей матери?

— Да, — твердо произнесла она.

— Видишь? — Он указал на свою левую ногу.

Она кивнула, догадываясь, о чем пойдет речь. Его икроножная мышца была сильной, а мышцы бедра — гораздо слабее и тоньше. То же самое и с левой рукой: предплечье такое же мощное и упругое, как и мышцы правой руки, а левый бицепс слабый.

— Отец не простил мне несовершенства. В его глазах это выглядело как уродство.

— У нас обоих было тяжелое детство, Филипп, — отозвалась Изабель. — Это тяжелый груз, но в наших силах его облегчить.

— Тебе это удалось?

— Почти, — кивнула она. — Правда, мне еще многое предстоит сделать, чтобы избавиться от него окончательно.

— Что же тебе мешает? — спросил он, пытаясь разгадать ее тайну.

Изабель ответила не сразу. Филипп напрягся: может, она решает, стоит ли ему доверять? Вроде бы она с ним откровенна, но вот что касается семьи, тут она многое скрывает.

— Хочу восстановить доброе имя семьи, — отозвалась она наконец.

— И потому собираешься выкупать «Дрэгон текстайлз»? Изабель с явным сожалением пожала плечами.

— Я бы с радостью выкупила предприятие, но вряд ли мне удастся. Компания не продается, а если бы и продавалась, у меня все равно нет денег.

Филипп понял, что предлагать свою помощь не стоит. Он вернулся к тому, с чего они начали.

— Ты думаешь, что спустя столько лет люди все еще обсуждают вашу семью?

— Наверное, нет, но доказать невиновность отца для меня очень важно.

— А у тебя нет никаких догадок насчет того, кто мог это сделать?

— Есть кое-какие подозрения, но нет доказательств. Мне же было всего семь лет. Я ничего не помню из событий той ночи.

Она вдруг задрожала всем телом, и Филипп крепко ее обнял. Он ей сочувствовал: его ведь тоже преследовали загадки прошлого. Почему мать отказалась от него? Может, в этом виноват он сам? Или кто-то ее заставил? Как и Изабель, он постоянно ощущал, что ответ от него ускользает. Впрочем, если бы он захотел, то мог бы встретиться с матерью и потребовать объяснений. А Изабель уже некого расспрашивать. Ее тайна либо так и останется неразгаданной, либо будет разгадана самой Изабель.