Настоящая любовь и другие напасти - Гибсон Рэйчел

Фейт была где-то здесь. Тай подумал о том, через какой ад она заставила его пройти, и проглотил воду. Правда о Лэндоне и фотографиях была почти облегчением по сравнению с тем, что приходило ему на ум. Его воображение металось от таинственной болезни к тому, что он наскучил Фейт. А потом он начинал думать, что она встречается с другим мужчиной. На планете не было другой женщины, которая хоть когда-нибудь заставляла его чувствовать то, что он испытывал из-за Фейт. Которая заставляла его ощущать себя так, будто его жизнь стала лучше с ее появлением. Которая заставляла его искать ее в комнате, полной людей. Которая заставляла его улыбаться только потому, что она улыбалась.

На планете не было другой женщины, которая хоть когда-нибудь вила из него веревки так, как Фейт. В течение двух дней он не звонил ей. Он велел себе забыть о ней. Сказал, что ему будет лучше без отвлекающей его от хоккея женщины. Затем, не успев понять в чем дело, оказался в фойе ее дома, угрожая бомбой и эвакуацией.

Может быть, отец прав. Может быть, Тай больше похож на свою мать, чем на своего старика. Не когда речь шла о душевном расстройстве, хотя последняя неделя сделала его немного психом. Может быть, мать чувствовала к Павлу то же самое, что Тай чувствовал к Фейт? Пробирающее до самых костей желание, с которым просто нельзя не считаться.

Брукс заехал в круг вбрасывания, и Тай стер пот с лица. Он пристально наблюдал за шайбой, упавшей на лед, и за Кросби, который послал ее дальше по площадке.

— Быстрее, парни, — крикнул Тай товарищам по команде.

Кубок Стэнли был в здании, ждал, пока его вынесут и вручат победителям. Тай всю жизнь усердно трудился, чтобы оказаться здесь. Он подходил к победе так близко раз или два, но никогда его жизнь настолько сильно не зависела от результата. Сегодня это будет что-то большее, чем увековечивание своего имени. Сегодняшний вечер может принести больше, чем достижение результата, которого так и не смог добиться отец.

Через полторы минуты Тай перепрыгнул через бортик, чтобы побыстрее смениться. Логан бросил ему шайбу, и Тай переправил ее в зону нападения. До конца второго периода оставалось всего полторы минуты. Капитан проехал по льду и впечатал игрока «Пингвинов» в бортик. Саважа толкнули сзади и ударили по спине, он развернулся и нацелился на черный шлем. Кулак Тая опустился, и силовой игрок «Пингвинов» рухнул на лед. Раздался свисток, хоккеисты прекратили драться. За исключением Сэма, который продолжал обжиматься в углу с защитником «Питтсбурга». Все четыре игрока получили по три штрафных минуты и просидели последние минуты второго периода на скамейке штрафников.

— Хватит получать глупые штрафы, — сказал Саваж, занимая место внутри коробки из плексигласа, — и мы сможем выиграть эту штуку.

— Ты тоже здесь, — напомнил Сэм, сплюнув себе под коньки.

— Судья ошибся.

— Да. И со мной тоже.

«Чинуки» послали на лед лучших специалистов по игре в меньшинстве, но ни одна команда не смогла извлечь пользу из игры три на три. В третьем периоде «Пингвины» сравняли счет, который так и остался ничейным до конца основного времени. Тай был измотан. Ноги стали ватными от долгих смен, и он дышал так, будто наглотался озерной воды. Боже, последнее, чего он хотел, — это еще один овертайм.

Сменившись, Саваж занял свое место на скамейке и вытер лицо. Он подумал о Фейт и о том, что она готова была отдать команду, чтобы спасти его задницу. Вчера он был чертовски зол на нее. Сегодня он должен был признать, что испытывает некий трепет. Отдать хоккейную команду и миллионы долларов — это проявление чертовски сильной любви.

Тай взглянул на часы: до времени его выхода на лед оставалось две минуты.

«Пингвины» забросили шайбу в зону нападения, и «Чинуки» боролись за нее перед своими воротами. Когда оставалось всего полминуты, шайбой завладел Блейк, и капитан вышел на лед. Блейк сделал пас Владу, Влад бросил шайбу через площадку Таю. Пока часы отсчитывали секунды, он сделал щелчок с дальней дистанции по воротам «Пингвинов». Шайба молнией пронеслась мимо перчатки вратаря и ударилась в сетку позади него. Зазвучала сирена, и арена пришла в неистовство.

Скамейка «Сиэтла» опустела, игроки высыпали на лед и принялись запрыгивать друг на друга.

По всей арене раздавались звуки дудок, в ушах у Тая звенело, а сердце грозило выпрыгнуть из груди. Он со свистом втянул воздух, падая на колени под натиском хоккеистов и пытаясь не разреветься, как девчонка.