Радуга - Стоун Кэтрин

— Ах нет, Джеймс. Я знаю, что не буду носить ожерелье, но с твоими серьгами я никогда не расстанусь.

— Вообще-то они не на каждый день, ты не находишь? — с ласковой иронией заметил Джеймс.

— Увы, — согласилась Кэтрин.

— Думаю, ты могла бы надевать их на концерты.

— Да. Твои серьги для концертов… и для поцелуев… и для занятий любовью, — тихо произнесла Кэтрин. — Давай займемся любовью, Джеймс.

— Ах, Кэтрин, мы только-только открыли для себя… Мне кажется, я мог бы целовать тебя вечность.

— Вечность? Только целовать?

— Нет, — тихо признался Джеймс. — Но…

— У нас есть два драгоценных дня, принадлежащих только нам, и мы любим друг друга. Почему бы нам не провести это время, делясь друг с другом нашей любовью, нашей радостью?

— Почему бы… — эхом повторил Джеймс, улыбнувшись ее прекрасным невинным глазам, таким невинным…

— Я все эти два месяца пила таблетки, — поспешила заверить его Кэтрин, неверно истолковав тень неожиданного беспокойства, набежавшую на лицо любимого.

— Я подумал совсем не об этом. Мне просто не хотелось бы причинять тебе боль, не только сейчас, но и…

— Разве может любовь причинить боль?

И они оба отважно сделали шаг в иное измерение. Мужская энергия Джеймса разбудила в Кэтрин что-то дикое, первобытное, и она пылко откликнулась на его жар, инстинктивно подчиняясь ритму страсти. Властные умелые прикосновения любимого истощали ее силы, сжигающий огонь летел по венам расплавленной ртутью, и Кэтрин, забыв обо всем на свете, окунулась в сладостный мир неподвластных чувств.

Для Кэтрин это было в первый раз, но и Джеймс впервые в жизни был в постели с женщиной, которую полюбил по-настоящему. Они открывали себя друг для друга с чудесной радостью, наслаждаясь каждым новым ощущением, поражаясь сладостному желанию и силе своей любви. Неторопливые, исследующие прикосновения нежных рук и губ Джеймса доводили Кэтрин до сладкой дрожи, и она отдавала ему себя всю, без остатка — самое драгоценное, что она могла ему преподнести, — не скрывая своего желания, не пряча белоснежного тела, не стесняясь открыть любимому всю страстность своего влечения.

Когда оба приблизились к вершине блаженства, когда настало мгновение вместе разделить все, что они могли друг другу дать, на лице Джеймса мелькнула легкая тень. Кэтрин встретила это беспокойство открытой улыбкой, тело ее выгнулось навстречу любимому, призывая и притягивая к себе.

— Я люблю тебя, Кэтрин, — прошептал Джеймс. «Ах, я не хочу причинить тебе боль».

— Я люблю тебя, Джеймс. «Как может наша любовь причинить мне боль?»

Боли не было. Совсем не было — лишь удивительный резкий жар, который быстро, почти мгновенно забылся, потому что они превратились в единое целое, они стали близки как никогда, и в этом смятении тел, в этой духовной близости заключалось величайшее из чудес.

Бесконечное мгновение без движения, без слов, без дыхания. Они просто смотрели друг другу в глаза в немом, благоговейном восторге, и взгляды их красноречивее любых слов говорили о бесподобном наслаждении.

Наконец они снова заговорили самым нежным шепотом любви… Но вскоре у Джеймса и Кэтрин отчаянно перехватило дыхание, и их захлестнуло страстное восторженное желание обладать друг другом.

В течение двух дней и ночей они занимались любовью и строили великолепные планы, разбирая график турне Кэтрин, город за городом: где будут обедать, какие достопримечательности увидят, где будут гулять. Кэтрин казалось, что Джеймс намерен побывать во всех городах, где состоятся ее выступления, встречаясь с ней каждую неделю. И когда сказала ему об этом, немного дразня и в то же время очень надеясь, что так оно и будет, Джеймс пообещал подстроить переговоры под ее концерты и даже предложил:

— Не исключено, что я вообще брошу работу и стану просто одним из почитателей Кэтрин Тейлор.

— Это было бы великолепно!

— Да, но как почитатель я жажду услышать твою игру. Ведь в тот единственный раз в Инвернессе мне показалось, что мое присутствие смутило тебя.

— О да, так оно и было.

— А теперь?

— Не знаю. Может, попробуем?

Кэтрин сыграла Сонату до-мажор Моцарта — одно из произведений, которое она хотела исполнить на новогоднем вечере в Сан-Франциско. И только сейчас Джеймс осознал грандиозность таланта Кэтрин. Он понял, что это — дар, дар, которым Кэтрин щедро делилась со всеми, магически приглашая совершить с ней волшебное путешествие в мир обожаемых ею звуков и чувств.