Радуга - Стоун Кэтрин

— Мне кажется, мы должны простить Хилари, — предложила Кэт за неделю до окончания школьных занятий.

— Ты шутишь! — усмехнулась Алекса, глядя в ее сапфировые глаза. — Ни в коем случае, Кэт. Никогда!

— Алекса, мы должны ее пожалеть.

— Что ты сказала?

— Да. Пожалеть за то, что она такая жестокая и поэтому, наверное, очень несчастная.

Алекса уставилась на Кэт, ища в ее серьезном взгляде доказательство того, что сестра говорит о ней, прощает ее, а не Хилари. Но Алексе не удалось заметить скрытого намека в честных синих глазах. На мгновение даже подумала, не следует ли ей самой исповедоваться: «Ты права, Кэт. Хилари, должно быть, очень несчастна, раз она так жестока. Я ведь тоже горько страдала из-за своей жестокости по отношению к тебе. Понимаешь, мы с Хилари одинаковые. Нам нужно, чтобы нас обожали и нами восхищались. Но из темных уголков наших душ выползают ужасные призраки, готовые сожрать тех, кто угрожает нашему честолюбию».

Однако Алекса не исповедовалась сестренке, так же как никогда и не простила Хилари. Она просто постаралась забыть все об этой Баллинджер… потому что помнить своего врага было все равно что постоянно лицезреть уродливую часть себя самой, часть, навсегда избавиться от которой так страстно жаждала Алекса.

Теперь же Хилари стала женой человека, который был очень хорошим другом Джеймса. И Алекса поняла, что ее нежелание встречаться с Хилари диктовалось простым страхом: увидеть в старом враге жестокое отражение своей жестокости.

Зеркало… зеркало…

Но ведь прежней Алексы больше нет, не так ли? Она на это надеялась, но точно не знала, потому что слишком редко бывала один на один с настоящей Алексой, уходя от этих встреч, погружаясь в роли других женщин, которых любили. Алекса не была убеждена в том, что монстры ушли навсегда, но с тех пор как она встречалась с Джеймсом, надежда на это не покидала актрису. Джеймс знал ее гораздо лучше, чем она сама когда-либо знала себя, и Алекса начала верить в «приятность», которую она, по настоятельному утверждению Джеймса, излучает.

«Стерлинг любит тебя, потому что не знает!» — болезненное напоминание возникло ниоткуда, как дыхание беспощадного пламени из пасти никогда не умиравшего чудовища. Алекса тихо вздохнула, печально смиряясь с тем, что придется все рассказать Джеймсу. Все, и, быть может, сказать ему гораздо больше, чем он сам того хочет.

Но тут же раздался робкий шепот надежды: «Если ты можешь признаться Джеймсу, своему другу, то есть шанс, что однажды ты признаешься — и это навеки избавит тебя от кошмаров прошлого — своей сестре».

Разговаривая по телефону, Джеймс следил за Алексой и видел странное волнение на ее прекрасном лице. Положив трубку, он все еще продолжал наблюдать за ней, не смея подойти. Но как только Алекса издала легкий смиренный вздох и на ее милое лицо легла тень печали и потерянности, Джеймс не выдержал. Он ненавидел ее страдания, но еще больше ненавидел то, что за ними таилось: нечто скрытое, невидимое, опасное. Может быть, Алексе станет легче, если она расскажет ему все?

Джеймс пересек комнату по мягкому плюшевому ковру и, как только Алекса взглянула в его ласковые глаза, тихо предложил:

— Пойдем, дорогая?

Глава 6

— Что-то новенькое, — спокойно произнес Джеймс, увидев кабинетный рояль «Стейнвей» в гостиной Алексы; его негромкие слова разбили молчание, которое они хранили на протяжении всего пути от офиса.

— Я подумала, что Кэт будет счастлива иметь рояль здесь; ей не придется бегать в музыкальные классы Джуллиарда всякий раз, когда захочется поиграть.

Алекса представила себе младшую сестру, мчащуюся по Манхэттену к далекому роялю, невзирая на опасности большого города, поджидающие ее на каждом углу.

— Мне кажется, дом построен так основательно, что Кэт сможет играть ночи напролет, никого при этом не тревожа. Помоги мне в этом удостовериться. Сыграй «Собачий вальс» или что-то в этом роде, а я тем временем нанесу визит соседям.

— Какие могут быть вопросы! — мгновенно согласился Джеймс. — Ты очень заботлива и добра, — ласково добавил он.

Неопределенно пожав плечами, Алекса сначала погладила полированную крышку инструмента, а затем прошлась красивыми длинными пальцами по клавиатуре, и в воздухе поплыли чистые сочные звуки.

— Я не всегда была добра с Кэт, — призналась она, словно обращаясь к клавишам.

— Но сестра много значит для тебя.