Радуга - Стоун Кэтрин

— Моя мудрая младшая сестренка, — прошептала она.

— Я вовсе не мудрая, Алекса.

— А я именно так считаю. Ты всегда такой была. Ты права, Кэт. Я действительно должна довериться Роберту. — «Должна, — подумала Алекса, — но смогу ли? Да, смогу и скажу», — поклялась она своим полным надежды, любящим сердцем и скрепила эту клятву словами:

— Я скажу Роберту сегодня вечером, пока ты будешь в Белом доме. Джеймс, а ты собираешься на концерт Кэт?

Вопрос огорошил потерявшегося в воспоминаниях Джеймса, но он быстро взял себя в руки и ответил с беззаботной улыбкой:

— Нет. У меня, если честно, уйма дел. Элиот хочет, чтобы я представил ему неофициальный отчет о моем впечатлении от переговоров и их участниках, так что я должен заняться этим, пока события еще свежи в памяти.

«К тому же, — подумал Джеймс, — Кэтрин не приглашала меня на концерт. Хотя сейчас это было бы вполне безопасно, правда, любимая? Теперь уже нет риска, что ты оборвешь игру и сойдешь со сцены, чтобы остаться со мной навсегда?»

И не заглядывая в любимые сапфировые глаза, Джеймс знал горькие ответы на свои вопросы. Да, это будет вполне безопасно. У Кэтрин теперь есть новое чувство, которому она так доверяет, чувство более глубокое, более сильное, чем их потерянная волшебная любовь.

Глава 29

После ухода Джеймса и Кэтрин она отказалась от всех назначенных на день обезболивающих. Частые уколы пьянили и погружали стремящийся к выздоровлению организм в постоянное сонное состояние, а Алексе необходимо было иметь ясную голову. Для признания Роберту.

День стал клониться к закату, и действие обезболивающего препарата иссякло. Алекса почувствовала, что в груди ее разгорается нестерпимо жгучее пламя, тлевшее до того слабыми угольками.

Теперь боль во всем теле ничто не заглушало, и Алекса полностью пришла в себя, несмотря на то что отчаянная борьба с болью отнимала все ее силы.

Она была в полном сознании, когда пришел Роберт. Заботливая медсестра привела в порядок ее роскошные волосы, золотым ореолом окружавшие прекрасное бледное лицо Алексы.

— Здравствуй, дорогая. — Роберт нежно поцеловал ее в губы.

— Здравствуй, — прошептала Алекса, мечтая о том, чтобы поцелуй длился вечность. — Роберт…

— Что, любовь моя?

— Я знаю, о чем был звонок.

— Скажи мне, дорогая, — попросил Роберт и, увидев в глазах любимой страх, мягко заверил:

— Что бы это ни было, Алекса, наши чувства сильнее.

«Ах, Роберт, если бы это было так!» Она медленно перевела дыхание и дождалась, пока не утихнет резкая боль в груди, затем прямо посмотрела в глаза любимому и очень медленно произнесла:

— Звонок был о прекрасной маленькой девочке, от которой отказалась мать.

— Алекса…

— О самой красивой девочке в мире… о нашей дочери, Роберт. Кэти — наш ребенок.

— О-о, нет!.. — То был протяжный, исполненный нечеловеческой муки стон. — Алекса…

Слезы застилали Алексе глаза, и она чувствовала, как боль ее исстрадавшейся души заглушила боль физическую.

«Ах, Роберт, как это ранило тебя! Мне надо было расстаться с тобой, моя любовь, и ничего не говорить. — Горе Роберта внезапно родило в душе Алексы новый страх. — А вдруг я напрасно причинила тебе эту боль? Что, если мы в конце концов расстанемся, потому что такую правду ты не в состоянии ни понять, ни простить?»

— Ах, Роберт, мне так жаль… — в смятении прошептала она, видя его отрешенный взгляд. — Я решилась на это, потому что считала, так будет лучше для Кэти, для ее счастья. И она счастлива, Роберт… и так любима.

Услышав в голосе Алексы безнадежность, он подавил обуревавшие его чувства и взглянул на измученную женщину, которую любил всем своим сердцем. Увидев все ее отчаяние и страх, Роберт ласково подтвердил:

— Да, Алекса, она живет в большой любви. Кэти — самая любимая девчушка в мире.

— Девчушка твоей сестры, Роберт?

Он понимал, что означает этот вопрос. Алекса умоляла его оставить эту тайну между ними, умоляла преодолеть невыносимую боль и горечь этой потери силой их любви.

«Нет! — разрывалось его сердце. — Кэти наш ребенок, наша драгоценная девчушка. Мы любим ее. Как только я взял ее на руки и все это время я чувствовал необычную радость, которую нельзя выразить словами. И, моя дорогая, когда ты вынашивала Кэти, ты жила в своем, особенном мире, принадлежащем только вам двоим. Ах, Алекса, но ведь Кэти — наша девчушка!»

Протест возник мгновенно и мощно. Но в любящем сердце Роберта жили и другие голоса. Настал черед заговорить и им, напоминая Роберту о его большой любви к Бринн, сочувствии ей и данном обете всегда защищать сестру. Вместе с нежными голосами возникли и образы Бринн, Стивена и Кэти — все такие радостные, счастливые, любящие. Но голос сердца не мог заставить Роберта отказаться от своей дочери.