Всемирная история без комплексов и стереотипов. Том 1 - Гитин Валерий Григорьевич

Видимо, шумеры в свое время пережили что-то невообразимо ужасающее, какую-то страшную трагедию, которой они не смогли дать исчерпывающего определения, но которая явственно отпечаталась на их мировосприятии.

Шумерская мифология пронизана леденящим ужасом и бесперспективной борьбой против злого рока, против того, что выше понимания и поэтому особенно страшно.

У шумеров напрочь отсутствуют характерные для египтян мотивы загробного благополучия в светлом царстве Осириса. Их боги жестоки и беспощадны, они не знают ни жалости, ни милосердия, а в потустороннем мире царят беспросветный мрак и страдания. Этот, живой мир, в шумерском восприятии не намного лучше, но все же допускает наличие определенных радостей, которые можно добыть ценой напряженной и жестокой борьбы, страданий и лишений.

Авторство крылатой фразы «Momento more» («Помни о смерти») принадлежит не римлянам, как принято считать, а шумерам. Именно шумеры провозгласили нормой мировосприятия постоянное ощущение угрозы смерти и при этом стремление к наслаждению каждым мгновением быстротекущей жизни.

Несказанно забавляет трактовка шумерского мировосприятия, кочующая из одного академического учебного пособия в другое. Она основывается, прежде всего, на сложных природных условиях Двуречья, на разливах Тигра и Евфрата, на жарком климате и т.п. И поэтому, мол, возникла в этих суровых краях такая мрачная жизненная философия. Ну, что тут можно сказать? Если по правде, то очень хочется обратиться к ученому мужу: «Дубина, взгляни на карту!» Действительно, не на Аляске же располагалось это самое Двуречье. Плодородная почва, на которой каждое посеянное зерно давало урожай в соотношении 1 к 100; финиковые пальмы; леса, полные дичи, и реки, кишащие рыбой. Практически общий с Египтом регион. А что до жизненной философии, то природные условия если и играют какую-то роль в ее формировании, но все же далеко не решающую.

Сама же жизненная философия того или иного народа, вернее, господствующая философия того или иного народа играет, бесспорно, решающую роль в формировании его духовных ценностей.

Между прочим, шумерский миф о всемирном потопе возник если не раньше библейского, то во всяком случае вне зависимость от него. В нем фигурируют и ковчег, и ворон, нашедший земную твердь.

Самый значительный литературный памятник шумеров — эпос о Гильгамеше. Герой этого эпоса отправляется в долгий и опасный путь, желая обрести бессмертие. Его поиски мучительны и полны опасных приключений. В конце концов Гильгамеш возвращается домой. Он смотрит на высокие городские стены и утешает себя мыслью о том, что если после человека остается то, что он построил, то бессмертие вполне может заключаться в его свершениях.

Шумеры оставили после себя еще и такие символы бессмертия, как ступенчатые башни, так называемые зиккураты. Эти башни были центральными сооружениями храмовых комплексе», На вершине многоступенчатой башни располагалось святилище которое считалось обиталищем бога. Там жрецы вступали в непосредственное общение с высшими силами, и никто не может знать наверняка, были то монологи или диалоги…

Мы слишком мало знаем наверняка.

Что ж, возможно, знание вовсе не является необходимым условием прогресса цивилизации.

Может быть, именно по этой причине культурное наследие шумеров пронизано столь глубокой печалью.

А вот наследники шумерской культуры — вавилоняне — уже отличались непоколебимым оптимизмом, и вовсе не потому, что меньше знали, а потому, что по-иному относились к своему знанию, более трезво, прагматично — в известной мере. Да, если жизнь — паршивая овца, то с паршивой овцы — хоть шерсти клок!

И они брали свой клок шерсти весело, дерзко, безоглядно.

Недаром же Вавилон является символом жизнелюбия, синонимом гипертрофии любого жизненного явления. Есть такое расхожее выражение «вавилонская блудница». Никто не сможет определить точные параметры этого понятия, однако любой скажет, что здесь имеется в виду какая-то супершлюха, какая-то ниспровергательница всех приличий, всех моральных догм, всех общественных стереотипов.

А выражение «вавилонское столпотворение» само собой предполагает нечто крупномасштабное, многолюдное, потрясающее своим размахом. Согласно библейскому мифу, в городе Вавилоне началось строительство огромной башни, которая должна была достичь неба. Естественно, в осуществлении этого дерзкого проекта принимало участие немыслимое количество строителей. Строительство развивалось довольно успешно, и Вавилонская башня (столп) уже была весьма высокой, когда Бог, разгневавшись на зарвавшихся людишек, наделил их разными языками, и тогда, утратив возможность свободно общаться друг с другом, они вынуждены были прекратить строительство…