Всемирная история без комплексов и стереотипов. Том 1 - Гитин Валерий Григорьевич

И началась десятилетняя Троянская война, с кровопролитными боями под стенами города, с картинными, но очень жестокими поединками представителей противоборствующих сторон, с пышными погребениями и позорным надругательством над телами павших противников, со скандалами и интригами в воинском стане, и над всем этим —толпа олимпийских богов, будто бы играющих в шахматы, где фигурами служат греки и троянцы, уже ведущие войну ради самой войны, позабыв о ее причинах и не осознав до конца ее смысла…

Здесь явно прослеживаются связи и с «Махабхаратой», и с эпосом о Гильгамеше.

И неизвестно, сколько продолжалась бы эта опоэтизированная мясорубка, если бы после девяти лет совершенно бесплодной борьбы уставшие и покрытые уже несмываемой кровью руки не отдали бы законный приоритет мозгам. Хитроумный Одиссей приказывает построить огромного деревянного коня, внутри которого спрятались самые могучие герои греков, а затем инсценировать уход на родину всех участников антитроянской коалиции, как это принято говорить в наше время. Хитрость удалась. Троянцы поверили уходу греков, втащили в город коня, нафаршированного греческим десантом, а с наступлением ночи распахнулись городские ворота и штурмующие ворвались в Трою, сея ужас, смерть и насилие.

В очередной раз предупреждения вещей Кассандры были пропущены мимо ушей, но теперь они сбылись в полной мере и со всей очевидностью. А саму Кассандру насиловали воины греческого полководца Аякса, обнаружив ее в святилище Афины Паллады. Афина, правда, впоследствии наказала негодяев, но Кассандре от этого легче не стало.

Как не легче стало от славословий родным и близким греческих и троянских героев, павших в этой войне, которая была лишена сколько-нибудь значительных и тем более благородных целей. Ведь доблесть без такой цели — просто упражнение в лишении жизни себе подобных. В этом аспекте все подвиги Ахилла, Агамемнона, Гектора, Аякса, Патрокла и других олицетворений воинского героизма — вещь в себе, вещь кровавая, жестокая и, что самое печальное, никому не нужная.

Иное дело, если бы троянцы, предположим, напали на дворец Менелая и силой умыкнули его жену, прихватив сокровища. Тогда можно было бы говорить об операции возмездия, однако, в этом случае…

Мало того, когда пала Троя, наивный читатель ждал примерного наказания осквернительницы домашнего очага, но не тут-то было. Вместо того чтобы привязать Елену к хвосту бешеного коня или — в крайнем случае — отдать ее в пользование отряду пехотинцев, Менелай под влиянием Афродиты вновь воспылал к ней страстью и «с торжеством повел ее к своему кораблю».

За что боролись…

Финал этой истории напоминает известный анекдот.

Брачная церемония. К жениху подходит один из его родственников и что-то шепчет на ухо.

Жених: Остановите церемонию! Мою невесту вчера обесчестили!

Невеста, как и положено в таких случаях, падает в обморок.

К жениху подходит другой родственник и что-то шепчет на ухо.

Жених: Продолжайте церемонию! Честь невесты восстановлена! Негодяй только что принес свои извинения!

Все бы ничего, если бы не моря пролитой крови, не тысячи загубленных судеб и не ощущение полной бессмысленности всего, что произошло…

Второй источник данных о гомеровском периоде истории Греции — «Одиссея», которая повествует о долгом и густо насыщенном яркими впечатлениями и приключениями возвращении на родину царя Итаки, Одиссея, названного «хитроумным».

Десять лет он воевал под стенами Трои, горько тоскуя о родном городе, о верной жене Пенелопе и малолетнем сынишке Телемахе, и никакие воинские успехи, и никакие наложницы-полонянки не могли унять эту неизбывную тоску…

И вот Одиссей пускается в обратный путь, изобилующий непредвиденными остановками то на острове феакийцев, то на земле мифического народа, именуемого киконами, где спутники Одиссея «истребили всех жителей, захватили в плен женщин, а город разрушили», то на острове циклопов, то на острове волшебницы Кирки, то у нимфы Калипсо. Все эти остановки густо насыщены опасностями, жестокостью, коварством и сексом.

Здесь четко прослеживается двойной стандарт: критерии оценки поведения Одиссея никак не зависят от его многочисленных сексуальных похождений, в то время как позитивное поведение его жены Пенелопы оценивается, прежде всего, в аспекте сохранения супружеской верности. Верность Пенелопы стала нарицательной, в то время как частые нарушения пресловутой верности со стороны Одиссея как таковые вообще не рассматриваются.