КАРТОНКИ МИНЕРВЫ. Заметки на спичечных коробках - Эко Умберто

1999

Милый мой Туллио де Мауро[121], позволь, я скажу тебе начистоту, как коллега коллеге: ты неосторожен, неосмотрителен. Профессор университета Кентербери публикует результаты обширных исследований, проводимых в тридцати одной стране по поводу того, сколько читают студенты. Что он из этого заключает? Откровенно говоря, то самое, что и ты, и я, и любой другой может заключить, вычислив количество книг, напечатанных и проданных во всем мире, и поглядев, кто расхаживает по книжным магазинам, специально построенным так, чтобы публике приятно было там расхаживать: «Фельтринелли» в Италии, «FNAC» в Париже или громадные «Ренессансы» в Германии.

Так вот, он обнаружил — и подтвердил серьезной статистикой, — что большинство читающей публики принадлежит к молодежной среде; что на 70 нечитающих стариков приходится 25 нечитающих молодых, то есть юноши и девушки читают больше, чем их родители. И что же, дорогой мой Туллио, ты творишь дальше? С видом всезнайки, который качает головой и бормочет: «Я всегда это говорил», — берешь и выкладываешь все это в «Репубблике» за субботу, 7 ноября. Не то чтобы мы должны были вести себя как члены ложи П-2, но надо же понимать, что следует раскрыть, а что и утаить: учил же Торквато Аччетто[122], что сокрытие правды не является грехом, когда ты это делаешь, дабы уцелеть в джунглях этого мира, ведь сокрыть не значит сказать то, чего нет, но честно воздержаться от высказывания. Молодежь читает? Вот и хорошо, и будь этим доволен, и пусть об этом знают она сама, и я, если ты позволишь, и профессор Элли из Кентербери, но незачем болтать об этом направо и налево, особенно в газетах: ведь слово — не воробей, вылетит — не поймаешь. И ты прекрасно знаешь: новостью дня станет не то, что молодежь читает, а то, что ты пустил такой ложный слух.

Да разве ты не читал длинных, глубокомысленных статей о том, что чтение отмирает, что цивилизация зрелища отменяет печатное слово, что появление компьютера подписало книге смертный приговор? Разве не заметил, что в приложениях к газетам, где говорится о культуре, и в соответствующих разделах иллюстрированных журналов уже ничего не пишут о книгах, только о личной жизни их авторов? Неужели не встречались тебе интервью, которые давали люди поумнее тебя — и рассказывали, как, забредя но ошибке в книжный магазин и увидев, что там полно молодежи, они холодели от страха — неровен час, бессмертные страницы Кафки попадутся на глаза какой-нибудь лицеисточке (женщине, представьте себе); слабым утешением служила им мысль (весьма прагматичная), что эти прыщавые юнцы только смотрят на книги, ну, может быть, запоминают названия, но, к счастью, скорее всего, не читают?

Туллио, у тебя семья; университетская зарплата, конечно, достойная, но не роскошная: тиснешь здесь и там статейку-другую, ан, и прибавишь к бюджету кругленькую сумму. Отдаешь ли ты себе отчет в том, что, если ты начнешь говорить, будто молодежь читает, редакции всех газет закроются перед тобой и поищут того, кто станет воспевать прошлые времена, выплескивать на страницы свою скорбь при мысли о грядущей неграмотности, исчезновении великих мастеров, закате литературы, гибели галактики Гуттенберга, философии, религии? Отдаешь ли ты себе отчет в том, что бывшие бунтари, ныне работающие на издательскую индустрию, заорут, что ты органически вписался в капитализм; вдохновенные мистики виртуальной реальности объявят тебя врагом Слова; найдется и тот, кто, видя, как ты ценишь статистику, заверит всех, что это ты, и никто иной, подсчитываешь, будто презренный Контини[123], сколько раз Монтале[124] употребил слово «лошадь» или даже сколько раз он зачеркнул слово «гиппопотам» и поставил вместо этого «лошадь».

Ты ведь интеллектуал (правда?), а не полицейский. Это полицейский должен выяснять, кто чем занимается, а интеллектуалу пристало воплощать надежды, страсти, тайные биения эпохи. А ты? Людям, ждущим новостей об упадке искусств и наук, ты рассказываешь, что молодежь читает, да еще и больше, чем раньше, хотя и слушает рок; а теледебаты между неграмотными оставляет маме и папе? Развей, если хочешь спасти положение, мысль, которую ты высказал в скобках, скорее даже для красоты слога: да, мол, молодежь читает, но все же не так много, как хотелось бы нам, преподавателям.

Пригвозди их, припри их к стене! Сколько молодых людей между шестнадцатью и восемнадцатью годами прочли „L'Harmonie Universelle“ Марена Мерсенна[125]? Сколько — „Antropoglottonia sive Humanae Linguae Genesis“[126] Иоганнеса Петруса Эрикуса в издании Трамонтини 1697 года? Сколько — „De umbris idearum“ Бруно[127] в комментированном издании Риты Стурлезе (Ольшки, 1991)? Вот где хочу я их видеть, да и ты должен хотеть — этих прыщавых юнцов, которые с грехом пополам добрались до Пруста, а кое-кто и до Музиля в бумажной обложке и покупают Эпикура за тысячу лир, а инкунабуле предпочитают пару ботинок-«тимберландов». Выскажи это! Может, тебе позволят еще печататься.

1992

Однажды, отрешенно занимаясь заппингом, я наткнулся на анонс предстоящей передачи на каком-то канале. На четвертом или на пятом, не помню точно (и это показывает, насколько идеологически индифферентен телезритель по сравнению с читателем газет, который всегда точно знает, что он читает). В ней рекламировались чудеса CD, то есть мультимедийных дисков, которые могут выступить в роли эквивалента целой энциклопедии, — с цветами, звуками и возможностью мгновенно переходить от статьи к статье. Поскольку я занимался кое-чем в этой области и знаю, о чем идет речь, то следил невнимательно, пока не услышал собственное имя: утверждалось, будто я заявил, что эти диски непременно заменят книги.

Никто, кроме параноика, не может претендовать на то, что остальные читают все, что он написал; но по крайней мере он может надеяться, что его слова не искажают с точностью до наоборот, особенно для того, чтобы обманным образом заставлять его «свидетельствовать» что-либо. В действительности я сто раз повторял, что си-ди-ромы НЕ могут заменить книгу.

Книги бывают двух типов: для справок и для чтения. Первые (в качестве образчика здесь можно привести телефонный справочник, но также словари и энциклопедии) занимают в доме много места, они дорогие и громоздкие. Их можно заменить на мультимедийные диски — и это освободит пространство в доме и в библиотеке книгам для чтения (от «Божественной комедии» до последнего детектива).

Книги для чтения не могут быть заменены никаким электронным ухищрением. Они созданы для того, чтобы их брали в руки в кровати, или в лодочке, или вообще там, где нету электрической розетки, или там и тогда, когда разряжен аккумулятор, чтобы в них подчеркивали, оставляли пометки и закладки, позволяли им соскальзывать на землю и оставляли открытыми на груди или на коленях, когда сморит сон, таскали в кармане, тискали, чтобы они приобретали свое лицо в зависимости от того, как долго и часто мы их читаем, напоминали нам (своим слишком свежим видом), что их еще не читали, чтобы их можно было изучать, держа голову, как нам удобно, а не держа ее неподвижно перед экраном компьютера — чрезвычайно удобного во всех отношениях, кроме шейного. Попробуйте читать «Божественную комедию» на компьютере от начала до конца хотя бы по часу в день и потом дайте мне знать.

Книга для чтения относится к таким же бессмертным чудесами технологии, что и колесо, нож, ложка, молоток, кастрюля, велосипед. Нож был изобретен очень рано. Велосипед значительно позднее. Но сколько бы дизайнер ни трудился над деталями, сущность ножа остается неизменной. Существуют машины, которые заменяют молоток, но для некоторых надобностей всегда будет нужно нечто, подобное самому первому молотку, появившемуся на земле. Можно изобретать самые изощренные средства передвижения, но велосипед останется всегда тем же: два колеса, седло и педали. Иначе он называется мотороллером и служит для других целей.

Человечество веками развивалось, читая и записывая сперва на камне, потом на табличках, потом на свитках, но это было из рук вон неудобно. Когда люди открыли, что листы, пусть даже еще рукописные, можно переплетать, они вздохнули с облегчением. И от этого удивительного приспособления уже никогда больше невозможно отказаться.

Форма книг определена нашей анатомией. Они могут быть огромными — но лишь те, которые в основном имеют функцию документа или украшения; стандартная книга не может быть меньше пачки сигарет и больше листа писчей бумаги. Она зависит от размера руки, который, да простит нас Билл Гейтс, пока что не изменился — по крайней мере на сегодняшний день.