Обогнувшие Ливию - Маципуло Эдуард

Они заготовили много мяса и плодов для дальнейшего плавания, но их окружили чернокожие воины — многочисленное племя дикарей, которые, кстати, страдали от влажной жары не меньше, чем финикийцы. Голодные и раздраженные мореходы готовы были драться за свое богатство… Происшествие кончилось тем, что хананеи спаслись бегством.

— Есть, выходит, среди них народы, занимающиеся разбоем, — сказал на это Ахтой. — Единство мира! Если просвещенные цари грабят соседей, то почему бы невежественным вождям ливийцев не отобрать еду у незнакомых путников?

Астарт имел другое мнение.

— Без причины они бы не вцепились в нас. Уверен Я: что-то мы сделали не так.

Однажды корабль вошел в русло уютной речушки, чистые воды которой с шумом сопротивлялись океанскому приливу. Вокруг рос светлый, пронизанный солнцем и лианами лес, на травянистых холмах паслись стада антилоп и жираф. Оглушающий гомон птиц наводил на мысли о торжестве жизни. Райский уголок! Вот только бы не эта непонятная, невиданная жара…

У обширной старицы, заросшей по берегам тростником и болотными растениями, виднелись плетеные высокие крыши хижин. Мореходы, наученные не раз горьким опытом, решили не встречаться с местными жителями.

Астарт возглавлял группу охотников. Они пробирались в высокой траве, стараясь выйти к антилопам с подветренной стороны. И наткнулись на широкую тропу с многочисленными следами босых ног. По тропе неуклюже вышагивал средних размеров крокодил. Панцирь его с налипшими нитями водорослей влажно отсвечивал, коготки коротких лап впивались в мокрую почву. Увидев людей, он плюхнулся на брюхо и замер. Только хвост его елозил, с хрустом сминая сочные стебли трав по обеим сторонам тропы.

— Ого! — воскликнул Анад и пригвоздил зверя к тропе тяжелым копьем.

Крокодил разевал пасть с частоколом острейших и мелких зубов, извивался, мощно бил хвостом. Астарт посмотрел в сторону хижин. Вода подступала к их стенам. — Из деревни ползет на дневку. Астарт, как и его друзья, не встречал еще человека, который остался бы равнодушным при виде крокодилов. Их всегда ненавидели или боялись. Даже жрецы бога Себека. Анад, по обыкновению, зазевался, и удар крокодильего хвоста сшиб его с ног. Мореходы дружно засмеялись. Охота была сорвана, да и как могло быть иначе, если Анад здесь?

Рутуб сильным ударом меча прикончил зверя. Все молча наблюдали, как он вспарывал ему брюхо. Иногда в желудке крокодила находили человеческие останки. Мореходы об этом знали. Так было и в Египте, и на берегах Великой реки зинджей.

Рутуб вывалил на тропу осклизлый комок перьев. — Курица! Он сожрал ливийскую курицу! — воскликнул старшина гребцов с облегчением.

Труп зверя вместе с курицей столкнули с тропы и не успели отойти и сотни шагов, как услышали глухие и грозные звуки сигнальных барабанов. Мореходы переглянулись.

— На корабль! — скомандовал Астарт. — Пока не выясним, что несет нам эта музыка.

Они побежали к реке, обливаясь потом, подгоняемые грохотом невидимых барабанов. И увидели: наперерез им стремительными скачками несутся длинноногие ливийцы, расписанные, как зебры и пантеры, — видимо, в боевой раскраске!

— Стойте! — крикнул Астарт. — Не злить их, за оружие не хвататься. Улыбайтесь, разрази вас гром. Всем улыбаться!

Он посмотрел на хищный оскал Рутуба и разрешил ему быть самим собой.

Ливийцев было много, и настроены они были решительно. Каменные и костяные наконечники их копий были густо смазаны каким-то месивом. И это было страшнее всех их палиц и деревянных мечей.

Финикийцы принужденно улыбались. Анад тонко, по-женски смеялся, рассказывая неизвестно кому, как его сшиб крокодил. Мекал предлагал ливийцам в подарок свой нож. Тем не менее мореходов повели в деревню. На деревенской площади под небольшим деревцем, крона которого благоухала пышной шапкой цветов, сидел вождь. Палица устрашающих размеров из черного дерева лежала на его голых тощих бедрах. Как ни напряжен и опасен был момент, мореходы не удержались от удивленных возгласов: на дереве росли разноцветные цветы! Огромные, нежно-бархатистые, с сильным медвяным запахом…

Вождь говорил очень долго. Морщинистое лицо его было сурово, лилово-черная кожа отсвечивала глянцем. В глазах его Астарт увидел обиду.

Потом говорил Астарт. Ливия научила его обращению с незнакомыми народами. И, оказывается, как бы обширна ни была эта земля, как бы много племен и народов ни населяли ее, существовали, пожалуй, жесты и даже отдельные слова, понятные многим. Язык сигнальных барабанов, как был почти уверен Астарт, понятен всем племенам, живущим в Ливии от океана до океана.