Двадцать лет спустя (часть вторая) - Дюма Александр

Что касается до клещей, то ему недолго пришлось искать, чем заменить их, так как кинжал, заткнутый за пояс, мог отлично послужить вместо клещей. Мушкетон отыскал место, где между досками виднелись щели, и немедленно принялся за дело.

Блезуа взирал на него с изумлением и нетерпеливо следил за его работой, вмешиваясь иногда, чтобы помочь вытащить гвоздь или подать совет, всякий раз уместный и полезный.

В один миг Мушкетон оторвал три доски.

— Ловко! — заметил Блезуа.

Мушкетон, однако, являлся полной противоположностью той лягушки, которая пыталась сравниться с волом и считала, что она больше, чем была на самом деле. Он укоротил свое имя на целую треть, но не мог проделать того же со своим животом. Попытавшись пролезть в отверстие, Мушкетон с огорчением убедился, что нужно вынуть еще по крайней мере две или три доски.

Он вздохнул и снова принялся за работу.

Гримо, покончив со своим счетоводством, с величайшим интересом следил за ходом дела. Подойдя к товарищам, он заметил тщетные усилия Мушкетона проникнуть в обетованную землю и счел долгом вмешаться.

— Я! — проговорил он.

Это слово для Блезуа и Мушкетона стоило целого сонета, а сонет, как известно, стоит поэмы.

Мушкетон обернулся.

— Что ты? — спросил он Гримо.

— Я пролезу.

— Это правда, — согласился Мушкетон, окидывая взглядом длинную худую фигуру товарища, — это правда: ты пройдешь, ты легко пройдешь.

— Конечно, — подтвердил Блезуа. — К тому же он знает, какие бочки с вином, ведь он был в том отделении с господином д’Артаньяном. Пусть идет Гримо, Мушкетон.

— Да я и сам пролез бы не хуже Гримо, — отвечал задетый Мушкетон.

— Наверно, но это будет слишком долго, а я умираю от жажды. Мои внутренности вконец взбунтовались.

— Ну, иди, Гримо, — согласился Мушкетон, передавая ему кувшин из-под пива и бурав.

— Сполосните стаканы, — сказал Гримо.

Затем он дружески кивнул Мушкетону, словно извиняясь за то, что оканчивает операцию, так блестяще начатую другим, и, змеей проскользнув в щель, исчез в темноте.

Блезуа от восторга заплясал. Из всех безумных подвигов, совершенных необыкновенными людьми, которым он имел счастье помогать, этот подвиг казался ему самым удивительным, почти чудесным.

— Ну, теперь ты увидишь, — заговорил вновь Мушкетон все тем же тоном решительного превосходства, которому Блезуа, видимо, охотно подчинялся, — теперь ты увидишь, как пьем мы, старые солдаты, когда нас томит жажда.

— Плащ, — раздался из глубины погреба голос Гримо.

— Ах да, — спохватился Мушкетон.

— Чего он хочет? — спросил Блезуа.

— Завесить плащом то место, где вынуты доски, чтобы закрыть лазейку.

— Это зачем? — в недоумении спросил Блезуа.

— Эх, простота! — сказал Мушкетон. — А если кто войдет?

— И то правда! — воскликнул Блезуа с явным восхищением. — Но ведь там он ничего не увидит впотьмах.

— Гримо всегда отлично видит, — заметил Мушкетон, — ночью — как днем.

— Счастливец, — ответил Блезуа. — А я вот без свечи не могу сделать и двух шагов: непременно наткнусь на что-нибудь.

— Это все от того, что ты не был на военной службе, — отвечал Мушкетон, — а то бы научился отыскивать иголку в печи для хлеба. Но тише! Кто-то идет, кажется.

Мушкетон издал легкий свист, служивший обоим лакеям в дни молодости тревожным сигналом. Затем поспешно присел к столу и знаком приказал Блезуа сделать то же. Блезуа повиновался. Дверь открылась, и на пороге появилось двое закутанных в плащ людей.

— Ого! — проговорил один из них. — Никто не спит, хотя уже четверть двенадцатого! Это против правил. Чтобы через четверть часа все было убрано, огонь потушен и все спали!

Оба незнакомца прошли к двери того отделения, куда проскользнул Гримо, отперли ее, вошли и замкнули за собой.

— Ах, — прошептал Блезуа. — Он погиб!

— Ну нет, Гримо — хитрая лисица! — пробормотал Мушкетон.

Оба товарища стали ждать, напрягая слух и затаив дыхание.

Прошло десять минут, в течение которых не слышно было никакого шума, который указал бы, что Гримо пойман на месте преступления.

Затем дверь снова отворилась, закутанные фигуры вышли, так же старательно затворили за собой дверь и удалились, еще раз повторив приказание погасить огонь и лечь спать.

— Как быть, — сказал Блезуа, — гасить, что ли? Мне все это кажется подозрительным.