Меч Вайу - Гладкий Виталий Дмитриевич

Он галопом проскакал вдоль повозок, спрыгнул с коня возле юрты Опии, бросил поводья опешившим телохранителям – воины было сунулись задержать неизвестного, но под его пристальным взглядом стушевались и с поклоном приоткрыли полог юрты.

Опия сидела на высоких подушках бледная, неестественно спокойная, со странным выражением вглядываясь в алабастр, который сняла с шеи и поставила перед собой.

Неизвестный воин застыл у входа, не дыша; его единственный глаз блеснул слезой, крепко сжатые губы подрагивали.

Опия медленно повернулась к нему, долго приглядывалась, затем, все еще не веря глазам, судорожно сжала алабастр и вскочила.

– Ты?!

– Опия… – не сказал, простонал воин.

Опия стремительно бросилась к нему, вскинула руки, будто намереваясь обнять… – и опустила их; ее лицо исказилось от горести, она залилась слезами.

Воин упал к ее ногам и, как безумный, принялся целовать безвольные руки Опии.

– Авезельмис, любимый… – шептала Опия, роняя слезы на непокрытую седую голову воина.

– Опия… вот я… и пришел… – Авезельмис говорил лихорадочно, точно в бреду. – Я долго искал тебя… Очень долго ждал… этого мгновения… Любовь моя единственная… Опия…

– Как же так? Ведь ты… ведь тебя убили? Нет, нет, не верю! Это не ты?! – Опия отшатнулась от Авезельмиса с ужасом на лице. – Я сплю, я сейчас проснусь… – она провела рукой по глазам.

– Авезельмис…

– Это я, я! Живой, я пришел к тебе. Теперь никто и никогда нас не разлучит! Опия, жизнь моя… Любимая…

Опия посмотрела на алабастр, затем перевела взгляд на Авезельмиса.

– Ты… тогда меня… вылечил?

– Я, моя несравненная…

– О боги! – Опия без сил опустилась рядом с Авезельмисом. – Я чувствовали это, ты приходил мне в снах, но я не верила! А ты был рядом… живой! Почему, почему ты мне тогда не открылся?!

– Не мог, не имел права. Думал, что ты меня уже позабыла. Только надежда удерживала меня в этих местах. Ведь пока был жив Марсагет…

– Замолчи! Не упоминай его имени!

– Прости… – опустил голову Авезельмис.

– Что с тобой случилось? Где ты пропадал все эти годы?

– Я не был убит и в плен не попал – иллирийцы решили, что я мертв, сняли доспехи и ушли.

Вскоре меня подобрал пастух, добрая душа, долго лечил. Когда я выздоровел, то отправился домой, к тебе. Вот тут-то злая судьба и посмеялась над моими надеждами…

Авезельмис тяжело вздохнул и продолжил:

– Сначала меня захватили горцы-разбойники, а затем продали в рабство эллинам. Так я стал гребцом на боевой триере. В одном из сражений мне вышибли глаз стрелой. А затем, год спустя, во время шторма я поднял бунт на триере. Нам повезло – команда триеры состояла из новичков, мало обученных и беспечных… Около двух лет наше судно пиратствовало. Я рвался в родные края, но бывшие рабы не отпускали меня, да это было и невозможно – прибрежные воды возле Месембрии и Аполлонии надежно охранял флот эллинов. И однажды нам пришлось с ним столкнуться. Ушли с трудом, больше половины команды потеряли, триера дала течь. Ночью высадились на берег и разошлись, кто куда…

Опия слушала, не перебивая; ее пальцы перебирали посеребренные годами и лишениями волосы Авезельмиса.

– Но недолго я тешился свободой. Пробираясь в родные края, снова попал в плен и снова стал рабом. Сначала прислуживал врачевателю, а когда он умер, меня продали жрецам. Как-то я попытался бежать, меня поймали, жестоко избили, едва не переломав все кости. Выжил, вот только горб остался на память. И все же надежды на избавление от рабства я не терял. Случай подвернулся, когда я уже хотел покончить с собой. Жрецы храма снаряжали торговое судно в Ольвию: вино, посуду, ткани, приправы – грузили рабы, в том числе и я. Ночью мне удалось незамеченым проникнуть на это судно и спрятаться среди товаров. Как я не умер от жажды во время плавания, до сих пор не знаю… Когда пришли в Ольвию, я был едва жив. В первую же ночь по прибытии, когда команда судна пировала в харчевне, я вплавь добрался до берега, захватив с собой одежду и оружие одного из охранников, которого пришлось отправить на дно. Не буду рассказывать, как я пробирался домой, что пришлось перенести в пути. Я жил надеждой встретить тебя… Но когда я узнал, что ты стала женой Марсагета! – Авезельмис коротко простонал.

Опия вздрогнула, крепко прижала его голову к груди.

– Говори… – тихо попросила она.