Двадцать лет спустя - Дюма Александр

– Это восстание только для тех, кто думает, что мой народ способен к восстанию! – воскликнула Анна Австрийская, не в силах более притворяться перед коадъютором, которого она – быть может, не без причины – считала зачинщиком всего. – Восстанием зовут это те, кому восстание желательно и кто устроил волнение; но подождите, королевская власть положит этому конец.

– Ваше величество изволили меня призвать для того, чтобы сказать мне только это? – холодно спросил Гонди.

– Нет, мой милый коадъютор, – вмешался в разговор Мазарини, – вас пригласили для того, чтобы узнать ваше мнение относительно неприятных осложнений, с которыми мы сейчас столкнулись.

– Значит, ваше величество позвали меня, чтобы спросить моего совета? – произнес коадъютор, изображая удивление.

– Да, – сказала королева, – все так пожелали.

– Итак, – сказал он, – вашему величеству угодно…

– Чтобы вы сказали, что бы вы сделали на месте королевы, – поспешил досказать Мазарини.

Коадъютор посмотрел на королеву. Та утвердительно кивнула головой.

– На месте ее величества, – спокойно произнес Гонди, – я не колеблясь возвратил бы им Бруселя.

– А если я не возвращу его, – воскликнула королева, – то что произойдет, как вы думаете?

– Я думаю, что завтра от Парижа не останется камня на камне, – сказал маршал.

– Я спрашиваю не вас, – сухо и не оборачиваясь ответила королева, – я спрашиваю господина Гонди.

– Если ваше величество спрашивает меня, – сказал коадъютор с прежним спокойствием, – то я отвечу, что вполне согласен с мнением маршала.

Краска залила лицо королевы; ее прекрасные голубые глаза, казалось, готовы были выскочить из орбит; ее алые губы, которые поэты того времени сравнивали с гранатом в цвету, побелели и задрожали от гнева. Она почти испугала даже самого Мазарини, которого беспокойная семейная жизнь приучила к таким домашним сценам.

– Возвратить Бруселя! – вскричала королева с гневной усмешкой. – Хороший совет, нечего сказать. Видно, что он идет от священника.

Гонди оставался невозмутим. Сегодня обиды, казалось, совсем не задевали его, как и вчера насмешки, но ненависть и жажда мщения скоплялись в глубине его души. Он бесстрастно посмотрел на королеву, которая взглядом приглашала Мазарини тоже сказать что-нибудь.

Но Мазарини обычно много думал и мало говорил.

– Что же, – сказал он наконец, – это хороший совет, вполне дружеский. Я бы тоже возвратил им этого милого Бруселя, живым или мертвым, и все было бы кончено.

– Если вы возвратите его мертвым, все будет кончено, это правда, но не так, как вы полагаете, монсеньор, – возразил Гонди.

– Разве я сказал: «живым или мертвым»? Это просто такое выражение. Вы знаете, я вообще плохо владею французским языком, на котором вы, господин коадъютор, так хорошо говорите и пишете.

– Вот так заседание государственного совета, – сказал д’Артаньян Портосу, – мы с Атосом и Арамисом в Ла-Рошели советовались совсем по-другому.

– В бастионе Сен-Жерве.

– И там, и в других местах.

Коадъютор выслушал все эти речи и продолжал с прежним хладнокровием.

– Если ваше величество не одобряет моего совета, – сказал он, – то, очевидно, от того, что вам известен лучший путь. Я слишком хорошо знаю мудрость вашего величества и ваших советников, чтобы предположить, что столица будет оставлена надолго в таком волнении, которое может повести за собой революцию.

– Итак, по вашему мнению, – возразила с усмешкой испанка, кусая губы от гнева, – вчерашнее возмущение, превратившееся сегодня в восстание, может завтра перейти в революцию?

– Да, ваше величество, – ответил серьезно Гонди.

– Послушать вас, сударь, так можно подумать, что народы утратили всякое почтение к законной власти.

– Этот год несчастлив для королей, – отвечал Гонди, качая головой. – Посмотрите, что делается в Англии.

– Да, но, к счастью, у нас во Франции нет Оливера Кромвеля, – возразила королева.

– Кто знает, – сказал Гонди, – такие люди подобны молнии: о них узнаешь, когда они поражают.

Все вздрогнули, и воцарилась тишина.

Королева прижимала обе руки к груди. Видно было, что она старается подавить сильное сердцебиение.

– Портос, – шепнул д’Артаньян, – посмотрите хорошенько на этого священника.

– Смотрю, – отвечал Портос, – что дальше?

– Вот настоящий человек!

Портос с удивлением взглянул на своего друга; очевидно, он не вполне понял, что тот хотел сказать.