Сибирский аллюр - Вронский Константин

Машков с громкой бранью выскочил из избы. Упал на скамью перед домом, поддал сапогом ком земли и тоскливо закрыл глаза.

Глава шестая

ПОДГОТОВКА К ВЕЛИКОМУ ПОХОДУ

И не верится даже, как быстро пролетел тот год. Совсем ведь недавно было лето, можно было поваляться в мягкой траве-мураве, и вот уже налетел с севера холодный лютый ветер, разогнал летнюю истому. Неделю целую шли беспрерывные дожди, земля набухала влагой, дороги вмиг стали непроезжими, а небеса нависли над землей так низко, что протяни руку и… А потом повалил снег, начался мороз лютый, Кама-река замерла, орельцы прорубили полыньи во льду, чтобы воду брать да рыбу ловить. Над побелевшей землей нависло глубокое молчание.

Из города выходили лишь охотники – кто на санях, а кто и пешим ходом. Вылавливали лис, стреляли куниц и соболя, волчьими шкурами не гнушались. Богатство несметное стекало в закрома к Строгановым со всех сторон.

А казаки вот скучали. Неужели они добрались до земель Пермских, чтоб в шинке сидеть да баб щупать?

Не Строганов ли наобещал им огромную добычу в Мангазее хваленой? Они пришли покорять, православных от нехристей басурманских кучумовых защищать по ту сторону Пояса Каменного. Каково это – мечтать о золоте и самоцветах, а ходить с пустыми карманами? Скукотища смертная – служба царская. И тогда Ермак занялся делом, повергнувшим казачью вольницу в немое удивление.

Началось все с того, что атаман произвел смотр всему своему славному «лыцарству». Войско Строгановых к тому времени разрослось и насчитывало уже восемьсот сорок человек. Их-то Ермак и поделил на конные отряды, так называемые сотни, каждой из которых командовал свой собственный атаман. За ними следовали есаулы и сотники… Старый казачий воинский порядок, позабытый, вроде бы, в прошлые дикие годы кровавых разбоев, вновь оживал на глазах. Верховное командование «лыцарством» взял на себя батько, атаман над атаманами, Ермак Тимофеевич. Правой его рукой по-прежнему оставался Иван Машков, тут уж ничего не изменилось.

Нужен был лишь некто, кого сегодня мы бы назвали «адъютантом его превосходительства», кто успевал бы повсюду с ермаковскими приказами на быстром коне.

На эту роль Ермак выбрал «Борьку». У Машкова глаза от ужаса на лоб полезли, когда Ермак добродушно облапил «осчастливленную» Марьянку.

Лицо девушки к тому времени утратило детскую округлость, расцветая своеобразной, озорной какой-то красотой. Хитрые голубые глазищи, мягко изогнутые губы, ямочки на щеках – Иван Матвеевич терял голову. И мечтал только о том, что сможет поцеловать такой рот. «Пресвятые угодники, да у меня, верно, сердце биться перестанет, когда я все-таки обниму ее…»

И вот когда Ермак обнял «Борьку», у Машкова кровь застыла в жилах от ужаса. Если атаман не бревно совсем бесчувственное, он вмиг заметит, что «Борька-то» хваленый как есть девка.

Но, к счастью, пронесло. Ермак выпустил «Борьку» из медвежьих объятий, а за ним к «адъютанту» бросились новые есаулы и сотники. Поздравить, как же!

– Ты хоть понимаешь, что была на волосок от гибели? – первым делом спросил Машков, когда они с Марьянкой остались одни. – Если бы Ермак понял, что ты – девица…

– Ну, и что бы ты тогда сделал, а, Иван? – спросила девушка. Спросила жадно.

– Ничего! Что бы я мог тогда сделать?

– Убить Ермака, к примеру! – и Марьянка ласково улыбнулась казаку. – Тебя что, всему учить надобно?

– Да ты с ума сошла? – ахнул Машков в ужасе. – Марьянка, ты вконец обезумела. Это невозможно…

– Когда человек любит, нет для него ничего невозможного.

– Значит, ради меня ты могла бы умереть? – спросил Машков, чувствуя, что дышать стало намного тяжелее.

– Да кого угодно, Иван свет Матвеевич! Кого угодно! Если б кто тебя убил, я б того человека землю топтать точно не оставила.

– Так ты любишь меня?

– Ты и сам про то знаешь.

– Нет, не знаю, – вскрикнул Машков, упрямо тряхнув головой. – Откуда мне знать-то? Я ведь и не обнял тебя ни разу по-настоящему.

Марьянка повернулась к нему спиной.

– Пусть и медленно, но ты становишься человеком, – бросила она через плечо. – Вот только подумай, как нам любовь нашу и дальше скрывать! Ты ж не можешь валяться в постели с посыльным самого Ермака Тимофеевича! Да за такие дела мигом мы на плоту в мешках с песком окажемся…

Молча, с открытым от удивления ртом смотрел ей вслед Машков, чем-то в этот миг напоминая гигантскую лягушку.